Таркад, 2721 год
Шея горела от боли. Алек повалился вперед, а далее его ждал полет кубарем по маленькому пролету из занесенных снегом ступенек. Позади него вскрикнула Габриэла, коротко, резко. – Алек!
Элиас Лувон смеялся.
Подтащив к себе правую ногу, Алек сумел перекатиться на бок. Он потерял одну из туфель, но сумел ухватиться за каменный обелиск, обрамлявший одну из стен сада над ступеньками. Угол его стесал кожу на его виске, стесав щеку словно рашпилем и врезался в ключицу, Расщепив ее. Алек резко выдохнул.
Грубые лапы схватили его вновь, по две на каждую его руку, рывком отрывая от обелиска. Двое кадетов, из лучших друзей Элиаса, те, что ждали его на танцполе, пока Элиас приглашал Габриэлу. Они развернули его кругом, лицом к Элиасу. Четвертый кадет удерживал Габриэлу сзади, ухватив ее над локтями. Алек узнал и его тоже, по встрече у стола с закусками.
Большие карие глаза Габриэлы широко раскрылись, а от вечернего холода на обнаженных руках выступила "гусиная кожа". Она потеряла пиджак Алека, лежавший у ее ног темной кучкой. Локон волос вырвался из прически и повис поверх лица. – Алек?
С ним все будет в порядке. Наверное. Он чувствовал слабую щекотку крови, струящейся по лицу, капающей с челюсти. Ярко-красные капли растекались по правой стороне прилагавшейся к смокингу белой блузы, образуя пятно.
- С тобой все, Алек. – Взгляд Элиаса был мрачен и холоден ничуть не меньше ледяных статуй, рассматриваемых Алеком с Габриэлой ранее. – Великодушным победителем на этот вечер тебе не быть. Всех нас достало твое снобское терранское высокомерие. Твое полное отсутствие уважения.
- И это также я не могу понять, - Алек прижал плечо к щеке, чтобы промокнуть кровь. – Я имею в виду, учитывая мое радушие и…
Элиас прыгнул вперед, с саблей болтающейся на боку, и впечатал колено Алеку прямо в живот. Воздух разом вырвался из его груди и Алек обмяк, опускаясь оземь. Вот только крепкие руки удержали его на коленях, подвесив над промерзшим двором. Второй удар был не так хорошо нацелен, но через пронзившую его боль Алек ощутил, как сломалось ребро. С трудом он глотал воздух, едва способный дышать.
- Подлизался к брату Архонта, - Элиас протопал на старое место. – Оскорбил Нагельринг. Оскорбил Содружество. – Список прегрешений Алека, неважно действительных или мнимых, определенно обрекал Алека в его глазах. – Считаешь, что вообще стоишь ее времени, – объявил он, уставившись на Габриэлу.
- Стоит моего времени? – слезы в глазах Габриэлы были вызваны скорее гневом, чем испугом. Он вырывалась из лап дружка Элиаса. Темноволосый кадет с опаской оглядывался, но продолжал держать ее. – Да я в любой день предпочту Алека любому расфуфыренному механьяку вроде тебя, Элиас Лувон!
Оглянувшись через плечо, Элиас отрывисто кивнул двоице, державшей Алека. Один из них вытянул ногу пред Алеком, пытавшимся встать на ноги, а затем оба зверски пихнули его. Полетев вперед, Алек распластался поверх дерна, лишь едва-едва сумев затормозить падение выставленными руками, взбороздившими мерзлый гравий и снег. Левый бок его свело в спазме, стоило концам сломанного ребра скрежетнуть друг по другу.
- Но он же такой неуклюжий… - насмешливо проныл Элиас. И сказал дружкам, - Помогите ему встать.
Они так и сделали, ногой по почкам и выкручивая руку назад, пока плечо не заполонила боль. Алек замычал, отказываясь кричать от боли. Сквозь стиснутые зубы он выдавил… - Поверить… не могу… что это… на меня нашло….
Вера, это сила посредством которой мы живем, напомнил себе Алек. И весь он не умрет…
- Если он такой неуклюжий, - парировала Габриэла, чуть ли не крича, - Такой нежеланный, отчего же твой командующий предложил ему место в Нагельринге?
В ослабевшей хватке дружков Элиаса, он чувствовал колебания. Кадет, держащий Габриэлу вообще был сбит с толку, сомнение явно читалось в его малахитовых глазах. Алек надсадно пытался набрать в грудь побольше воздуха. Ледяной воздух обжигал гортань. – Как ты не говорил этого своим друзьям? – просипел он.
Элиас крутнулся к нему, - Заткнись!
- И никакого вам резкого ответа?
Алек уже стоял сам по себе. Правая ступня вся заледенела, снег под нею растаял и пропитал носок, но он игнорировал колющие кожу иглы. Медленно, неглубоко дыша, чтобы не потревожить сломанное ребро, он осведомился, - Или больших дебатов?
- Мне плевать, чтоб ты там ни говорил, терранец.
Алек согласно кивнул и процитировал, – Ну, в конце концов, "ограниченный человек не ошибается никогда, но и не учится ничему"
- Очередной из твоих дохлых русских? – фыркнул Элиас.
- Не в этот раз, - отозвался Алек, про себя благодаря Михеля за фразу, - Трациель Штайнер, из ваших.
С помощью Габриэлы он достучался до одного из них. Темноволосый кадет, державший Габриэлу, отпустил ее. – Да ладно, Элиас, - сказал он, несколько нервно озираясь, - Кончай.
Элиас безмятежно на него глянул. – Я тебе скажу, когда будет достаточно, Патрик. – Затем он медленно потянул саблю из ножен, высвободив ее одним длинным текучим движением, - Здесь я это решаю.
Габриэла судорожно вдохнула, страх наконец достиг ее глаз. Кадеты, державшие Алека, также подались в стороны. Похоже, на убийство они не подписывались. Но, похоже, и Элиас Лувон также. Никто не видел этого в его глазах. Отчаяние. Страх. Алек знал, что Элиас не воспользуется саблей. Да, он драчун, а временами и просто опасен, но настолько потерять над собою контроль он не способен. Он выделывался, и это было явственно видно. Элиас Лувон отчаянно нуждался в уважении другими, в признании его авторитета. Алек находил это печальным, и даже немножко жалким.
Он также уже устал быть его куклой для битья, используемой для самоутверждения. Стряхнув кадетов, стоявших прямо позади него, он поковылял к Элиасу.
- Элиас, ты не воспользуешься ею, – голос его был тверд и уверен.
Кадет тупо смотрел в пустоту. Он загнал себя в угол, и вполне осознавал это. – Не тебе решать, что я и где буду делать.
Алек кивнул. – Элиас, ты собираешься стать солдатом. Мехвоином. И ты не рискнешь потерять все это лишь для того, чтобы спасти лицо. Не перед свидетелями, – он кивнул в сторону Габриэлы.
- А кто ей поверит? – лицо кадета перекосила жестокая ухмылка. – Обезумевшая и в ярости, найденная четырьмя уважаемыми кадетами Нагельринга с непристойно задранным платьем, и терранцем лапающим ее. Может эти ее "нет, нет" были взаправду… а может и нет… Нам-то откуда было это знать, Алека? А? Откуда нам было знать?
Он был серьезен. Причем тут сабля, Элиас, похоже, совсем о ней забыл, планируя новый раунд клеветы и скандала. Теперь он мог вернуть себе хоть немного достоинства, снова обрекая Алека в жертвы университетских сплетен и интриг. Ноги, высунутые в проход, швырнутые в него книги, толчки локтями на лестницах… все это не прекратится никогда. "Инциденты", происходящие с ним, будут рассматриваться "заслуженными", а скандал снова замнут, не дав ему выйти за пределы кампуса, прежде чем что-либо отразится в официальных записях. А если попутно это и бесповоротно уничтожит репутацию Габриэлы Бэйли, то Элиасу-то что?
Но Алеку было не все равно. Более чем.
Синяки со временем выцветают. Кости срастаются. Но причинять боль невинному человеку только из-за того, что так уж вышло, что Алек ей нравится, казалось ему низким.
- Нет, - сказал он, замотав головой.
- О, да, - Эллиса вскинул саблю, и концом хлопнул плашмя Алека по плечу, словно посвящая его в рыцари. – И знаешь, - доверительно шепнул он, - Чем громче она будет все отрицать, тем больше народу в это поверит.
- Нет!
Алек махнул левой рукой, отбивая саблю прочь с такой силой, что Элиаса метнуло вбок. Никто, особенно сам Элиас, не ожидали, что тихоня Алек ударит в ответ. Никогда. Алек мог бы воспользоваться замешательством и сбежать, схватить Габриэлу и скрыться, броситься назад через дворик, туда, где их будут видеть другие, тем самым становясь свидетелями.
Но вместо этого Алек перешагнул черту, столь долго им почитаемую. Черту, солидно укрепившуюся за восемнадцать месяцев, проведенных им на Таркаде.
Он схватил Элиаса Лувона за грудки, по пригоршне ткани в каждом кулаке, и с силой толкнул его. Элиас, спотыкаясь, попятился к ступеням, ведущим в зимние сады университета. Алек и сам запнулся, потеряв равновесие. Боль прострелила его левый бок, стоило ему впечататься коленями в ледяной дерн дворика. Искаженным навернувшимися от боли слезами взором он смотрел, как Лувон опасно балансирует на краю, саблей пластая воздух, словно бы пытаясь в бою победить силу притяжения.
Затем Элиас упал.
Дыхание Алека стало рваным, перейдя на болезненные вдохи и затем выдохи мелкими облачками инея. Он почувствовал, как кто-то рухнул рядом с ним, делясь теплом рук, охвативших его плечи.
- О Алек…
Слова ее эхом отзывались в его голове, но Алек не мог почерпнуть из них поддержки. Все терялось в сумятице мыслей, и мрачной, кровавой картинке.
Элиас Лувон, распростершийся поперек нижнего дворика.
И обломок его сабли, проткнувший правую сторону его груди.
* * *
Квартира, снятая родителями Алека на время разбирательства, пропахла кофе и пекущимся его матерью домашним черным хлебом. Обогревательная батарея вечно дребезжала по утрам, и горячей воды на всех не хватало, но все равно, это был дом.
Он дал ему возможность отдохнуть на выходных, поберечь сломанное ребро и отбитую почку. Погрузившись в книги, он заучил три новых стихотворения Пушкина, а заодно ряд длинных пассажей из Дюма и Шекспира. Но ни что не могло выкинуть из его головы жуткий образ, как бы он ни старался.
На выходных он выковылял из своей комнаты лишь дважды. Во второй раз он встретился с Габриэлой Бэйли в дверях квартиры. Она нашла его через Михеля Штайнера, первого гостя у Алека со времени инцидента. Стоя в коридорчике, Габриэла, прикусив губу, пыталась сообразить, что же ей сказать после того, как она отклонила предложение пройти внутрь.
- Э-э… с тобою все в порядке?
Он кивнул. – А с тобой?
Пожатие плечами.
- Габриэла, я не хотел…
- Знаю, – замотав головой, оборвала она его. Золотисто-каштановые волосы заплясали по плечам. Молчание становилось гнетущим. Она обхватила себе руками. Неловкость. Замкнутость.
- С Элиасом все будет в порядке, – наконец сказала она.
Михель уже сказал ему то же самое. Элиас лежал в палате экстенсивной терапии местного госпиталя и положение его было стабильным, после того, как доктора справились с внутренним кровотечением и наддули ему левое легкое. Но на занятия он уже не вернется.
Габриэла, похоже, тоже это слышала. – Похоже, ты победил.
Алеку так не казалось. – Нет. Я проиграл.
Она уставилась на лежащий на полу коврик. – Никак не могу выкинуть это из головы. Все так быстро изменилось. – Она подняла на него взгляд, и в нем он увидал неуверенность. – Мне так хотелось, чтобы все было иначе.
- Обстоятельства и случайности зачастую плетут заговоры против нами желаемого.
Она выдавила из себя слабую улыбку. – А это кто сказал?
- Я.
Алек не улыбнулся. Он едва не убил Элиаса Лувона. Случайно там или нет, бремя было тяжело.
- Габриэла, я…
- Алек, я просто хотела тебя увидать. Сказать тебе, как бы мне хотелось, чтобы все было иначе. Все было так хорошо, я хотела… хотела… но теперь…
- Знаю, - отозвался он, ощущая жуткую усталость. - Я тоже.
- Спасибо, - она шагнула ближе, хотя руки ее по-прежнему преграждали путь, и наклонилась. Дыхание ее было теплым и мягким, а глаза печальными, когда краешек ее губ мазнул по его щеке.
Первый его поцелуй от Габриэлы Бэйли.
Прощальный.
* * *
Большую часть дня Алек ныне проводил замкнувшись в своего рода "пузыре" изоляции. По большей части, по его же вине. Кадеты Нагельринга притворялись изо всех сил, что него просто не существует, кроме одного, специально явившегося в крыло политологии принести формальные извинения Габриээле, а затем и Алеку. Прочие студенты также пробормотали скомканные извинения касательно предыдущих своих выходок, или же просто подкатывались, желая вынюхать побольше смачных деталей касательно событий того вечера, полагая, что Алек не прочь будет посплетничать. Они игнорировал и тех и других.
Ужины по прежнему проходили с Михелем Штайнером, и именно через него Алек передел просьбу о встрече полковнику Баумгартену. Михель с непередаваемым тактом воздержался от комментариев на это счет, хотя и пригласил себя сам на последовавшую далее встречу, заявившись за компанию с полковником и бутылкой доброго лиранского вина в дар родителям Алека.
Мать сыграла роль хозяйки дома, рассадив всех в небольшой гостиной, и передав теплый хлеб, подслащенный медом, предоставив отцу разливать вино. Затем тот встал за стулом сына, опершись о спинку, обеспечивая поддержку, но безмолвствуя.
Первым белом Алек спросил о состоянии Элиаса Лувона.
- Выздоравливает, - отозвался Баумрагтен. Он по прежнему больше походил на бухгалтера, чем на воина, и словно зачитывая список, продолжил, - Согласно прогнозам врачей, оправится полностью. Весьма уклончив в описании событий того вечера. Отказывается встречаться с кем-либо из студентов или кадетов. Исключен из Нагельринга.
- Исключен? – Алек моргнул, дважды. После всех этих умалчиваний, замятых дел и прекращенных расследований, такого он никак не ожидал. Вообще-то, даже и не надеялся.
Баумгартен наклонился вперед. – Алек, мы в Нагельринге поведению кадетов уделяем особое внимание. Незначительные инциденты и мелкие отклонения мы можем и упустить, но регулярное злоупотребление силой? - он покачал головой. – Мне казалось, ты лучшего о нас мнения.
Алек откусил кусочек ломтя, позволил меду стечь на язык, прежде чем сглотнуть. – Я весьма высокого мнения о Нагельринге и Силах Самообороны Звездной Лиги, полковник. Но кто… - он беспомощно глянул на Михеля Штайнера.
Михель безмятежно улыбнулся, вполне довольный собой. – Я не говорил ему ни слова, Алек, пока полковник напрямую меня не спросил. На тот момент он уже сам все знал. Похоже, один из кадетов с того вечера во всем сознался.
Темноволосый, что тогда держал Габриэлу. Тот, кто потом приходил извиняться. Он все же спросил, и Баумгартен кивнул.
- Патрик Уорд. Йа. По данным им показаниям кадетский совет чести исключил попутно и остальных двоих, пытавшихся обманом выкрутиться из своего положения. Патрик оставлен на испытательном сроке.
Полковник отставил в сторону так и не тронутое им вино. – Но придти меня ты попросил не из-за тонкостей протокола Нагельринга, ведь так?
- В принципе, да. Полковник… - Алек встал, глянул на мать, на, отца, одобрительно ему улыбавшихся, поощряя его. Извинившись, они смылись из комнаты, оставив его наедине с этими двумя. - Мне хотелось бы принять предложение поступить в Нагельринг, сделанное вам ранее.
Баумгарнет был ничуть не удивлен.
- Лорд Штайнер предположил, что именно об этом ты и попросишь, – признал он. – Должен сказать, мне показалось это маловероятным. Мне казалось, что ты у нас сражаешься словами. "Образование это оружие", так ты сказал?
И это, и даже большее. Алек опустил глаза. – Полковник, есть одна небольшая тонкость между верой в что-то и жизнью по этим принципам. Эта тонкость едва не стоила жизни. Когда от этого зависело столь многое – я провалился.
Михель покачал головой. – Алек, ты защищался. Не вини одного себя в произошедшем.
- Раз уж я принялся защищать себя силой, я должен выучиться делать это правильно.
Именно это Алек осознал в ходе своей изоляции, то, что он месяцами платил Элиасу Лувону тем же, сам того не осознавая. Все эти реплики, лицемерие относительно применения силы, а затем, обуреваемый гневом и неудовлетворенностью своим положением, он сорвался, перестав сдерживаться. Даже и не подумав или приняв обдуманное решение.
Это напугало Алека больше всего остального.
Даже если он весь не умрет, душа тут точно ни при чем, и гордиться нечем.
Он попытался объяснить все это полковнику Баумгартену, в ответ лишь кивавшему, словно понимая что-то. – Но ты все-таки подумай, Алек. Не торопись, время у тебя есть.
- Полковник, я покалечил Элиаса Лувона не думая перед этим. И я принял свое решение, если Нагельринг все еще хочет меня себе…
Баумгартен встал и прошелся по комнате, обдумывая предложение. И затем встал точно напротив Алека. – Согласно правилнам, я не могу тебе отказать, – признал он, хотя по виду полковника, ему очень этого хотелось, – но я посмотрел ее имя.
- Кого? – спросил Алек, хотя и знал ответ.
- Охранника. Тани, той, кто ранила Леонарда Куриту.
Алек вздохнул, - Я так и знал, что вы выясните. И очевидно, я знаю всю историю целиком. Курита выхватил нож из-под полы и убил ее на месте, прежде чем сбежать. Ее семья получила титул "защитников первого лорда" и право поступать в любую академию или университет по выбору.
Баумгартен развел руками, - Теперь ты видишь стоящую передо мной дилемму.
- Полковник, если вы хотите мне сказать, наедине, что я не гожусь для Нагельринга, или что Звездной Лиге не будет от меня толку, я приму это. И не стану настаивать, как бы ни желал этого.
- Но почему, Алек? – насел на него полковник, - Почему это для тебя так важно? Как политик или историк ты мог бы принести больше пользы. Изменить что-нибудь…
Михель хохотнул, - О, полковник. "Каждый хочет изменить мир…"
Коль уж Михель Штайнер познал Толстого, то усилия Алека не пошли прахом, в конце-то концов, - "…но не каждый хочет начать с себя", – закончил он цитату.
Баумгартен медленно кивнул, переваривая сказанное, так и не отводя взгляда от Алека. Потянувшись к планшету, свисающему с пояса, он включил его и вывел на него файл. Затем показал его Алеку. Янтарные буквы на темном фоне.
Стандартный контракт, зачисляющий Алека в Силы Самообороны Звездной Лиги по завершении тренировки в военной академии Нагельринг. Все было готово, включая идентификационный номер, и полное имя, ожидая лишь отпечатка пальца, заверяющего соглашение. Потянувшись, Алек коснулся пальцем подушечки, позволив небольшому устройству провести скан отпечатка и анализ ДНК, превращая бланк в нерасторжимый заверенный документ.
Затем Алек пронаблюдал, как Баумгартен заверил документ своим отпечатком, а Михель, как свидетель, своим. Вот так вот просто. Алек не ждал ни фанфар, ни красочной церемонии. Не было ничего такого. Просто обязательство, только что принятое им, легло на него, во всей его значимости.
- Мой прах переживет… - прошептал Алек, погребенный под его весом.
Полковник Баумгартен первым протянул ему руку. – Добро пожаловать в Нагельринг… – объявил он, - … Александр Керенский.
(Пока конец…)
Так был сделан первый шаг на военной службе
первого из лиранских светских генералов БТ.
Продолжение...
Перевод посвящается самому догадливому (или быстрому в ответе) из читателей форума – Scorpion Dog