Вадим Инфантьев. "Технари".

[Siberian-troll]

Жуткий оффтоп, конечно, но впечатлило очень.

Вадим Инфантьев.
рассказ:
Технари

Командир отдавал приказание, не смея поднять глаз от земли. Подчиненные - шесть техников, все, что осталось от технического персонала авиационной части на этом острове, - стояли неровной шеренгой, глядя на носки сапог.

Лица техников были темны от загара и бессонницы. Одежда, пропитанная маслом, тускло лоснилась. Жилистые руки с потрескавшейся кожей висели безжизненно, обозначая команду «смирно».

Десять истребителей, таких же залатанных и закопченных, как и те, кто выхаживал их, были готовы к взлету. Летчики сидели в кабинах и смотрели на остающихся.

Командир медленно произносил слово за словом:

- Ничего не поделаешь. Приказ есть приказ. Другого выхода нет. Надо сохранить оставшиеся машины и людей...- Он запнулся, помолчал и поправился: - Тех, кто непосредственно участвует в бою. Немцы заняли побережье. Удерживать остров нет смысла. Войска наши на материке. Приказано уцелевшим машинам прочесать приморскую дорогу и сесть на аэродром двадцать третьей авиабригады. Машины одноместные. Сами понимаете...

- Летите, товарищ командир, темнеет,- сказал старший техник Сивков, глядя в сторону,- а мы... мы как-нибудь доберемся через пролив...

Сивков нахмурился, заморгал выцветшими ресницами, потом, окинув взглядом самолеты, добавил:

- Машины в порядке.

- Но с вами-то не все в порядке...- Командир помолчал, подбирая слова, потом махнул рукой и побежал к своей машине. Залезая в кабину, крикнул: - Оставшееся горючее, боеприпасы, неисправные машины - сжечь!

Вот последний истребитель оторвался от земли и растаял в вечерней синеве. Все продолжали смотреть вслед, как и положено техникам: не спускать глаз со своей машины, пока она не скроется.

Самолеты уже давно исчезли, замер гул их моторов, а оставшиеся на аэродроме все еще глядели в небо.

Хотелось кричать, рвать голосом эту непривычную тишину, страшную, как внезапная глухота. Где-то заверещал кузнечик и смолк. Чистый печальный крик какой-то птицы донесся издали.

Она пролетела далеко над кустами, четко выделяясь на бледно-зеленом горизонте.

...Трава стала серой. Кусты почернели и сдвинулись. С моря потянуло прохладой.

Огромный, неуклюжий Гапчук медленно наклонился, провел рукой по траве и, вытирая ладонь о грудь, хрипло сказал:

- Роса. Погода будет. Никто не ответил.

На пепельно-синем небе мигнула первая звездочка, до жути далекая и чужая.

- Ну что? - тихо спросил кто-то и смолк.

Черный и длинный, как жердь, Перкалев, словно надломившись, сел на траву.

- Сейчас лягу и засну...

- Штыком разбудят,- жестко заметил Девяткин и сморщил и без того морщинистое, скуластое лицо.

- Черт с ним,- равнодушно ответил Перкалев,- хоть высплюсь.

Все вдруг почувствовали усталость и один за другим опустились в траву на этой, пока еще своей, земле. Девяткин опять сказал жестким голосом:

- Ну вот, и нас оставили... как населенный пункт, не имеющий стратегического значения.

- Хватит тебе скрипеть,- после некоторого молчания ответил Гришуткин. В сумерках глаза Гришуткина блеснули и потухли.

Маленький Иванеев, самый молодой из «технарей», сосредоточенно рассматривал свои ладони, медленно шевеля пальцами.

Все шестеро часто поворачивали головы в сторону пролива. Не то мерещилось, не то на самом деле иногда оттуда доносился еле уловимый гул. Не хотелось ни говорить, ни думать.

Перкалев внезапно встал, осмотрел всех и проворчал:

- Закурить, что ли? У кого есть курево? Все засуетились, вспомнив, что только этого, именно этого

и не хватало им. Закурили. Огоньки спрятанных в кулаки папирос выхватывали из темноты обросшие лица.

- ...Если перебираться через пролив, то сейчас, - сказал Гапчук,- лодку возьмем у рыбаков. За ночь доберемся.

- До немцев,- перебил Девяткин.

- Пойдем на север,- отмахнулся Гапчук,- и высадимся на незанятый берег.

- Ну да,- усмехнулся Девяткин,- взойдет солнышко, мы плывем вдоль берега и спрашиваем, занят он или нет. Картинка!

- Что ж, по-твоему,- возразил Иванеев, выглянув из-за широкой спины Гапчука,- вдоль всего берега сидят немцы и, свесив ноги, смотрят в воду? Фронт рваный. Сам черт не разберет, кто где. Можно ночью высадиться и пробираться к своим.

- А ночью-то,- перебил Девяткин,- дырку в жиклере видно. Это здесь, в кустах, кажется, что темно, а там,- он махнул в сторону пролива,- как на ладони.

Сивков сорвал травинку, пожевал и выплюнул.

- Лететь надо,- негромко произнес он. Девяткин присвистнул:

- Конечно, лучше всего вспорхнуть и полететь, как воробей. Сивков, не слушая, задумчиво кивнул головой в сторону замаскированных неисправных самолетов.

- Надо лететь.

- Так это же не самолеты, а лом. Без приборов, без пушек! Посдирали на запчасти. Сами же доказывали, что воевать на них нельзя.

- Воевать нельзя,- согласился Сивков,- а кое-как подняться и продержаться на прямом полете полчаса можно. А полчаса нам бы вполне хватило.

Иванеев внезапно засуетился, собираясь что-то сказать, но Гапчук ткнул его локтем, и все умолкли. Стал слышен шелест листвы.

- Кажись, дело говорит Васька,- произнес Перкалев,- из одиннадцати машин для шести что-нибудь соберем.

- Соберем, а дальше? - съязвил Девяткин.- Ведь никто из нас от земли не поднимался выше одного метра. И то от пинка под зад.

- Да, но управление-то мы знаем, без счету чинили и регулировали,- возразил Иванеев, решительно оттолкнув Гапчука. Тот удивленно покосился на него, но промолчал. А Иванеев, вытянув вперед руку, двигал воображаемой рукояткой управления, пытаясь что-то объяснить. Гришуткин опередил:

- Летчика черт знает сколько учат, и то первый раз без инструктора не взлетает. А посадка? Посадка - гроб.

Опять все смолкли. Кто-то звонко шлепнул на шее комара.

- На брюхо нужно садиться, - спокойно заявил Сивков,- не выпускать шасси, а вот на колеса - это верный гроб. Это не «У-2», а истребители.

- Ну что ж,- вздохнул Девяткин,- одни из нас разобьются при взлете, другие - в пути, а остальные - на посадке. Кто уцелеет, пусть считает себя Магометом, что ли...

- И то хорошо,- возбужденно сказал Иванеев,- лучше так, чем тебя полудохлым из воды вытащат или здесь, как куренка, с гоготом будут ловить в кустах.

- Разбиваться-то не хочется,- вздохнул Гапчук.

- Пошли посмотрим, может, еще ничего и не сделать,- сказал, вставай, Сивков.

Когда подняли капоты и стали ковыряться в пахнущих бензином моторах, на душе полегчало. И вовсе не потому, что можно было починить машины, а потому, что опять начался привычный труд.

Пусть это самообман. Пусть вся затея дика и нелепа. Она стянула к себе мысли, привела в какой-то порядок чувства. Не хотелось бросать работу ни на минуту,- сразу навалятся одиночество и обреченность.

К рассвету починили шесть машин, полностью распотрошив остальные.

- Н-да... Если к бревну прибить доску поперек, то скорей поднимешься, чем на этих,- заметил Девяткин, вытирая руки ветошью.- Если уцелею, после войны в цирк пойду фокусником.

Сивков, незаметно для себя и для других возглавлявший группу, непрерывно вдалбливал:

- Ребята, при взлете не поднимайте машину круто. Поле большое, разбегайтесь до спокойного подъема. В воздухе ни одного резкого движения. Уж если припрет - поворачивайте полегоньку. А вообще-то и этого не надо. Как поднялись, чуть левее градусов на десять (почему на десять, он сам не знал), и так до посадки. И ради бога не садитесь на аэродром - покалечите там всех. Лучше в поле или на мелкий кустарник. И только на брюхо. Садитесь только на брюхо.

Спешно устроили на одной машине тренировку. Педали, и рычаги управления, ранее столь знакомые, вдруг приобрели совсем особый смысл. За них брались вздрагивающими, влажными руками, робко, как курсанты аэроклуба. Помогали друг другу советами, вспоминая все, что слышали когда-то от летчиков. Поочередно садились в кабину, другие в это время держали самолет за крылья, поднимали за хвост, ворочали - «летали», не отрываясь от земли.

Откуда-то донесся гул мотора. Быстро завалили машину ветками, подняли головы. Разведчик противника, «рама», низко пролетел стороной, сделал несколько кругов и удалился.

- Надо взлетать, сейчас начнут высаживаться,- почему-то шепотом сказал Гришуткин, нервно оглядываясь по сторонам.

- Ничего,- прогудел Гапчук,- они знают, что остров пуст, и авиацию сюда не бросят. А пехоте от берега час ходу.

Восток осторожно порозовел, потом стал разгораться все ярче и ярче. В рассветный час тишина особенно чиста. Какие-то профильтрованные расстоянием звуки долетали с пролива. Трава и кусты были от росы белыми, как в инее. Все шестеро несколько минут молчали, пораженные прелестью утра, чутко вслушиваясь в тишину. Тонко и прерывисто звенело в ушах. Вот где-то в кустах робко пискнуло. Один раз, два... И вдруг и поле, и кустарник наполнились разноголосым щебетом.

Настало утро, и птицы приступили к своим обыденным делам. Люди в лихорадке нет-нет да и провожали взглядом вспорхнувшую пичугу и, подавив вздох, снова брались за работу.

Но вот со стороны пролива донеслись отрывистые хлопки, упругие удары взрывов прокатились над головами. Простучали

пулеметы, как прикладами в двери. Птицы на миг смолкли, прислушиваясь, а потом с прежней силой возобновили гомон. Техники переглянулись.

- Пора,- сказал Сивков,- началась высадка.

По жребию распределили машины. Осталось определить очередность взлета. И тут все потупились. Никому не хотелось начинать, улетать последним было совсем страшно, а разом всем не взлететь. Наконец первым вызвался лететь Перкалев. Последним - Сивков, как старший.

Выкатили машину на старт. Перкалев оглядел всех лихорадочно блестевшими глазами, улыбнулся жалостливо и растерянно и, махнув рукой, полез в кабину.

Мотор запустили с третьего раза. Он долго чихал, оглушительно стреляя синими хлопьями дыма. Гришуткин болезненно морщился, оглядываясь кругом, словно на звук сейчас же из кустов выскочат немцы.

Самолет, подпрыгивая, побежал по росистой траве, оставляя за колесами темно-зеленые полосы. Рев мотора стал глуше. Вот колеса оторвались от земли. Самолет круто полез вверх, яростно взвыл и, захлебнувшись, упал на краю поля. Взлетел пенистый клубок огня. Черная бензиновая копоть шапкой поплыла к небу. Пятеро оставшихся подбежали к месту катастрофы, постояли, сняв пилотки, у огромного костра, не чувствуя жара на лицах. И медленно, с обнаженными головами побрели к своим машинам.

- Давай, кто там следующий по жребию,- строго сказал Сивков.- Надо торопиться, нас услышали и увидели дым.

Гапчук перекручивал огромными руками пилотку, словно выжимал. Морщины на лице Девяткина стали резче. Он глухо сказал:

- Рожденный ползать летать не может. Лучше на бревне вплавь.

- Я лечу,- вдруг сказал Сивков,- а вы как хотите, хоть вплавь, хоть на четвереньках. Не время рассуждать,- и, сунув пилотку в карман комбинезона, шагнул к своей машине.

- Последнему поджечь склады, или лучше я сам... Гапчук толкнул Сивкова ладонью в грудь.

- Лети, Вася, пробуй. Взлетишь - все полетим, а нет...- Он вздохнул и развел руками.

- Не забудьте сжечь склады,- пробормотал Сивков, залезая в кабину. Минуту он сидел, хмурясь и моргая редкими ресницами. Потом, выдавив улыбку, сказал: - Ведь разобьюсь - побоитесь взлететь. И выловят вас здесь или потопят, как котят, в проливе.

Мотор долго не заводился. Сивков непрерывно сквозь зубы шептал: «Спокойно, спокойно, спокойно».

И когда грохот мотора забил в уши, а машину судорожно затрясло, Сивков продолжал твердить это слово. Самолет оторвался от земли и, мотаясь из стороны в сторону, низко пошел над кустарником. Сивковым овладело бешеное торжество первого полета, и теперь он уже орал во все горло:

- Спокойно! Спокойно!

С высотой исчезло ощущение скорости, и машина, казалось, повисла в воздухе, вереща мотором. Сивков понял, что вырвался из одуряющей тишины обреченного острова, а там сейчас товарищи с ожившими глазами лезут в кабины.

Он долго не решался обернуться, боясь потерять управление, но все-таки переборол страх.

Сзади, оставляя синюю полоску дыма, летел самолет. А на острове, там, где стояли склады, кипело пунцовое пламя.

- Спокойно, спокойно,- повторял Сивков и снова оглянулся. Но самолета уже не было. Нет, вон там чуть заметная точка. Это кто-то другой, наверно Гришуткин, а этот...

На серо-голубой глади моря взлетел и рассыпался, медленно опадая, белый султан пены. Сивков дернулся. Машина повалилась на крыло. Сивкова прижало к борту. Горизонт съехал набок. Мокрый от напряжения Сивков, выравнивая машину, снова начал кричать:

- Спокойно! Спокойно!

Наконец кое-как лег на прежний курс.

Черные косматые клубы дыма возникли справа. Долетел раскатистый треск, словно что-то сломалось в моторе.

- Стреляют,- вслух произнес Сивков,- а кто, свои или чужие?

Он взглянул на часы, но вспомнил, что не заметил времени вылета. Внизу под самолетом тянулись поля, перелески, речки.

К северу на горизонте рисовались трубы и башни города. Сивков понял, где он находится, и начал выбирать место для посадки. Опять раздался звонкий треск, облака дыма пронеслись слева.

- Ребята, не надо, я - свой! - тонко закричал Сивков, покрываясь испариной, ожидая, что вот-вот снаряд лопнет впереди машины.

Самолет со свистом пронесся над крышами хутора и плюхнулся на зеленое картофельное поле, подняв тучу пыли.

В моторе что-то потрескивало и попискивало, струился душный жар, остро пахло бензином. И опять была тишина, но совсем не та, что на острове.

Подбежавшие бойцы помогли Сивкову выбраться из кабины. Он услышал нарастающий гул мотора, потом редкие хлопки. Истребитель, вынырнув из-за рощи, пролетел над полем и скрылся за кустарником.

- Бегите туда! - крикнул Сивков.- А я - сам. Пошатываясь, он заковылял было вслед за бойцами, но остановился: на соседнее поле шел на посадку самолет, выпустив шасси.

- Что ты делаешь! - заорал Сивков, грозя кулаком.

Из-под обломков перевернувшейся при посадке машины вытащили Девяткина. Он судорожно глотал слюну и бессмысленно вращал глазами. Потом очнулся и с тоской посмотрел на Сивкова.

- Зачем не садился на брюхо? - закричал ему в лицо Сивков.

- Иванеев вплавь решил... - выдавил Девяткин и, слабо шевельнув рукой, забылся.

Два бойца волокли из-за кустов Гришуткина, держа его под руки. Светлые волосы закрывали ему лицо. Возле Сивкова солдаты остановились, и один со вздохом сказал:

- Если все так будут садиться, ни машин, ни летчиков не хватит.

Гришуткин высвободил руку, откинул волосы и хрипло ответил:

- Мы не летчики, а технари... Техники. Слепой, что ли? Мимо пронесли носилки с Девяткиным. Подошел молоденький

фельдшер, скрипя новыми ремнями, и сказал, кивнув вслед носилкам:

- Поставят на ноги. Сильные ушибы.- Потом осторожно тронул Сивкова за рукав: - Да как же это вы... решились?

Не поворачивая головы, Сивков ответил коротко:

- Надо было. К своим.