General Bison » Сегодня, 10:50
[color=#8000BF][b]Наёмник «Мехавоин» и монахиня КомСтара — Сцена 3-4[/b]
[/color]
— Подожди... что ты там говорил про микрофон? — в голосе Алины внезапно послышались подозрительные нотки. — Ты тоже шпион?
Она улыбнулась, и в её глазах появился вызывающий блеск.
— Я начинаю думать, что ты — барон Мюнхгаузен. Я не дура. Признаю, с торговцем ты поступил умно, но не стоит испытывать судьбу.
— Я могу это доказать. В цветочной композиции есть микрофон — или был, потому что он больше не записывает.
— Где? Пластиковый цветок? — Алина наклонилась ближе, её брови поползли вверх от любопытства.
— Возможно, но это слишком очевидно. Я бы поставил его на дно вазы. По форме он напоминает трубу — усиливает звук, как ухо. Подходит для шумных мест.
Я продолжил, спокойно и уверенно объясняя свой трюк.
— На самом деле я налил воды в вазу ещё до твоего прихода, чтобы затопить микрофон. А сейчас я налил ещё, чтобы разыграть тебя… но я тебе покажу. Передай мне пустой стакан.
Я потянулся к букету, вытащил его из вазы и вылил воду — а вместе с ней и маленький тёмный предмет — в стакан.
— Видишь? Это микрофон.
Я уронил его на пол. Раздался тихий звон о плитку. Затем я с силой ударил по нему каблуком.
— Смерть шпионам!
Алина побледнела, кровь отхлынула от её лица, но затем она заметно собралась с духом и посмотрела прямо перед собой.
— Судя по твоему тону, ты точно знаешь, что делаешь... хотя это может быть ловким трюком. Может, ты сам его подбросил. Может, вся эта история выдумана.
Она слегка наклонилась вперёд, и в её взгляде снова появился вызов.
— Но я признаю, что это увлекательно, Мюнхгаузен. Продолжай. Расскажи мне о своих шпионских подвигах. Я тебя вызову.
— Тебя очень трудно впечатлить! Ладно. Да. Я был шпионом.
Я сделал паузу, подбирая слова и вспоминая. Сможет ли она вынести правду?
— Ну, более или менее. Я больше занимаюсь тем, что убиваю людей и взрываю здания, чем тем, что крадусь.
— Звучит устрашающе. — голос Алины на мгновение смягчился.
— ...А, понятно. Очередная шутка. У тебя странное чувство юмора.
Она улыбнулась, и в её взгляде снова появилось тепло. Я не стал её поправлять. Затем она прищурилась — в её взгляде вспыхнуло новое любопытство.
— Кроме того… я заметила, что твой акцент то появляется, то исчезает. Иногда ты притворяешься, что тебе трудно говорить по-английски. А иногда говоришь безупречно.
— Нет! Я не притворяюсь...
Я поймал себя на том, что слегка, почти театрально, пожал плечами.
— Ладно, ты меня поймал. Я давно не говорил по-английски. Я говорю на многих языках — иногда я устаю и путаю их. Как Суворов.
— Ты думаешь, что ты — реинкарнация какого-то древнего земного генерала?
— Только потому, что Наполеоном и Первым лордом Иэном Кэмероном злоупотребляют.
— Может, ты просто мечтатель. Милес глориозус. Но умный. И образованный.
Голос Алины стал серьёзнее.
— Ладно. Вопрос по существу. Как ты можешь быть шпионом и Мехвоином? Разве шпионы не должны быть... не солдатами?
— Не все шпионы носят плащи. До того как стать Мехвоином, я зарабатывал на жизнь.
Мой тон стал мрачным и ровным.
— То есть я убивал, чтобы заработать на жизнь.
— Пехота. Офицер. Военная разведка. Потом я получил Меха.
— Значит, ты не был... — Она замялась. Одно слово застряло у неё на языке. — Ты был ди...?
— Не произноси этого слова!
Вспышка гнева, обжигающе-горячая. Внезапная ярость повисла в воздухе между нами, тяжёлая и неподвижная, как эхо выстрела.
[color=#800080][b]Наёмник «Мехавоин» и монахиня КомСтара — Сцена 3-5[/b][/color]
— Мне очень жаль. — Голос Алины звучал мягко и был полон искреннего сожаления. — Я задела за живое. Прости меня, пожалуйста.
— Спасибо, — сказал я, обрадовавшись, что она меня поняла, и проклиная свой вспыльчивый характер. Почему старая рана до сих пор болит? Прошло уже десять лет. Я взял себя в руки и попытался увести разговор в сторону от последствий моей вспышки гнева.
— Хватит обо мне. Теперь моя очередь. Вы сказали, что надели халат ComStar, чтобы привлечь внимание? Мадам, если вы хотите привлечь внимание, лучше надеть поменьше одежды.
— Как ты смеешь! Швайнхунд! — Алина расхохоталась, изображая возмущение, и её глаза заблестели. У неё был приятный смех. Но шутки были не очень. Возможно, я ей нравился, и всё, что я говорил, казалось ей смешным.
— Тогда объясни. Почему такая красивая женщина не замужем и работает на Священный межзвёздный культ гиперпульсирующего света, или как там он называется? Неужели твои благородные родители спрятали тебя в монастыре, как какую-нибудь средневековую девушку, до замужества?
Наступила напряжённая тишина, словно затишье перед бурей, когда ты знаешь, что худшее ещё впереди.
— Боюсь, всё совсем наоборот. — Голос Алины звучал тихо и задумчиво. — Я сбежала от брака по расчёту. Я искала убежища в КомСтаре.
— Я думал, ты лиранка, а не драконианка. Это там происходит?
— Вы должны понимать, что женщина моего положения не может выйти замуж за кого попало. В Содружестве нет каст... но социальный класс — это всё.
— А ваша станция где?
— Мой отец — промышленный магнат.
— А. Значит, свинья-капиталист эксплуатирует рабочий класс.
Алина рассмеялась — искренне, от души. Но в её смехе чувствовалась натянутость. Такой нервный смех бывает под обстрелом.
— Ты говоришь как настоящий капеллан! Браво! — Она тихонько хлопнула в ладоши, изображая аплодисменты.
— Не совсем. — Я постучал пальцем по виску. — Моя голова думает как Ляо. Но, — я коснулся груди в области сердца, — моё сердце чувствует как Марик.
— Интересно. — Губы Алины изогнулись в кривой улыбке. — Тогда мы не можем быть друзьями. Разве нет такой пословицы в Лиге: «Никогда не доверяй капеллану, но стреляй в лиранца без раздумий»?
— Старая поговорка из провинции Ориенте. Ничего личного.
— Просто бизнес. Вот что для тебя война, не так ли? Бизнес. Наёмник. — Она произнесла это слово с холодным презрением.
— Ты часто используешь это слово. Я не думаю, что оно означает то, что ты думаешь.
Алина тихо усмехнулась, не отводя взгляда.
— Разве наёмники не предатели по определению? Без флага, без истинной цели?
— Мои датчики фиксируют высокий уровень враждебности. — Мой голос стал нарочито серьёзным. — Разве ComStar не должен быть нейтральным?
Наступила тишина, а потом Алина хихикнула. Я не такой уж забавный, и она не была пьяна. Теперь я был уверен — это было не веселье. Это был выход эмоций. Она давно так не смеялась.
— Отличная игра, сэр.
— Теперь я понимаю, в чём проблема, — я слегка наклонился вперёд, и в моём голосе прозвучало осознание. — Прости меня, Алина, я тупее термоядерного щита. Я забыл, что ты лиранка, а я пришёл в форме твоего врага. Мне это и в голову не пришло. Обычно форма притягивает женщин. Я не знал, что она тебя пугает. Нужно было надеть мою старую форму Лиги.
— Это было бы ещё хуже. — Голос Алины дрогнул от тихой боли. — Я боюсь Змей... но именно Пурпурные Стервятники разрушили мой родной мир.
Повисла тишина, и тяжесть её слов легла на меня, как трупы, сброшенные в братскую могилу моих надежд.
— Мне правда очень жаль. Я должен идти. — Я начал отодвигать стул и подниматься.
— Нет!…Пожалуйста… останься, Виктор.
[b][color=#800080]Наёмник «Воин в мехах» и монахиня КомСтара — сцены 3–6[/color][/b]
Она впервые произнесла моё имя, и в её голосе звучала мольба, тихая, как последний вздох. Она накрыла мою руку своей — нет, это была не нежная ласка. Она схватила моё запястье, как утопающая хватается за верёвку, и впилась в мою плоть своими идеально ухоженными ногтями — острыми, как штыки. Было немного больно, но не неприятно. Как будто щёлкнули кандалы. И в этот момент я почувствовал электрический разряд, прежде чем она отстранилась. Это было волшебство. В одно мгновение я уже собирался в отчаянии уйти, а в следующее понял, что она так же увлечена мной, как и я ею
— Ты не мог знать. — Голос Алины стал более ровным. — Это я зашла слишком далеко. Это не твоя вина. И война тоже не твоя вина. По крайней мере, не твоя и не моя. У нас есть кое-что общее: мы оба бежали из страны, в которой родились.
— Приятно слышать. — Я поднял бокал, снова испытывая облегчение и надежду. — Давайте выпьем за межзвёздное братство изгнанников и эмигрантов Внутренней Сферы. За здоровье!
Тихий звон бокалов.
— Теперь, когда дипломатические отношения восстановлены, скажите мне, почему вы покинули свой дом? Что такого ужасного в браке по договорённости?
Я откинулся на спинку стула, стараясь изобразить непринуждённый интерес, но на самом деле мне было любопытно.
— Я пытаюсь понять. Даже здесь, в Альянсе, среди высших классов, молодых девушек не принуждают выходить замуж за стариков, чтобы укрепить союзы. Это больше похоже на… составление списка потенциальных партнёров. Даже в Конфедерации, где мы имеем право выбирать себе супруга, мнение семьи по-прежнему имеет значение. И любой брак в каком-то смысле — это брак по расчёту. Не только из-за влечения. Например, мой отец — он любил мою мать. Он даже любил её. Но женился он на ней не только из-за её богатства.
— Так вот почему она так быстро снова вышла замуж после того, как овдовела?
— Это печальная история. — перебил я её ровным голосом, словно захлопнул люк цистерны. — Я не хочу об этом говорить. У неё не было особого выбора, и она сделала то, что было лучше для меня и моей сестры. За это я ей благодарен, — солгал я. Я уже сказал слишком много.
— Мне очень жаль, сэр. Пожалуйста, простите меня. Из-за выпивки я веду себя неосмотрительно.
Между нами повисла тишина, но не уютная, а напряжённая, как бывает, когда понимаешь, что забрёл на минное поле и боишься сделать хоть шаг, но и пути назад нет. Тишину нарушил отдалённый треск автоматического оружия, за которым последовал глухой стук гранат. В зале воцарилась тишина. Посетители замерли на полуслове, напряжённо прислушиваясь. Когда звуки стихли, уступив место нарастающему вою сирен, все неуверенно вздохнули, а затем медленно и нерешительно возобновили разговор.
[b][color=#800080]Наёмник «Мехавоин» и монахиня КомСтара — Сцена 3-7[/color][/b]
Я тихо напевал старые французские стихи из гимна Иностранного легиона:
Во время наших далёких походов,
Борьба с лихорадкой и жаром,
Забудем о наших горестях,
Смерть, которая так редко нас забывает.
Тишина. Я допил своё пиво. Я глубоко и медленно вздохнул.
— Это была атака сопротивления Расалхаг. Третья за этот месяц. — Я медленно выдохнул, жалея, что вместо надежды и роз не взял с собой бронежилет и пистолет-пулемёт.
— Что это было? Песня? На французском? — голос Алины звучал тихо и любопытно.
— Ни о чём. Просто отрывок из старой военной песни с Терры, которую поют солдаты без флага и без дома. Что-то вроде неофициального гимна наёмников со времён Войны, а может, и раньше.
Я сделал паузу, всё ещё напряжённый, прислушиваясь, а затем продолжил, чтобы не только нарушить тишину, но и отвлечься. Забудьте о войне, её объятия всегда открыты.
— Итак… Ответьте на мой вопрос. Я всё ещё не понимаю. Что плохого в браке по договорённости? Зачем отказываться от богатой и привилегированной жизни ради странной религии?
— Это был не совсем брак по расчёту. Скорее, слияние двух коммерческих династий. — Голос Алины звучал напряжённо, ей явно было трудно говорить. — Я… не могу об этом говорить. — Она опустила взгляд и крепко сжала руки на коленях. Её голос стал почти шёпотом. — Мне очень жаль.
— Я понимаю. — Мой голос смягчился, я понял, что наткнулся на стену, которую пока не могу преодолеть. — Тогда я должен извиниться. Мы все несём бремя в этой жизни и храним тайны в душе.
Между нами снова повисло тяжёлое, невысказанное понимание. Иногда молчание говорит больше, чем слова.
[color=#800080][b]Наёмник «Мехавоин» и монахиня КомСтара — Сцена 3-8[/b]
[/color]
— Тени длинные. Время позднее. На душе тяжело. Наши бокалы пусты — как и наши желудки, которые требуют еды.
Я встретился с ней взглядом, и в моём тоне прозвучали театральные нотки.
— Могу ли я облегчить ваше бремя, пригласив вас на ужин, миледи?
— Звучит как хайку — полагаю, ты научился этому на уроках японского. — Алина смотрит на меня сияющими глазами и мягко улыбается. — С удовольствием, командир-поэт. Здесь или где-нибудь ещё?
— Я не хочу больше оставаться в этом жалком улье, полном подонков и негодяев, и у меня нет аппетита к этим лошадиным фрикаделькам или загадочным колбаскам. Простите, если я слишком тороплю события на первом свидании, но могу ли я осмелиться пригласить вас в мою скромную солдатскую казарму? Там будет тёплый огонь, обильная еда, сладкое вино и грустные песни. Надеюсь, этого будет достаточно, чтобы удовлетворить дочь барона, в чьём благородном обществе я не буду чувствовать себя неловко.
— Вундербар! Эрштауниг! Какое красноречие! — Алина хлопнула в ладоши, и в её голосе прозвучало неподдельное восхищение. — Вы меня очаровываете. Вы такой противоречивый — иногда лаконичный, немногословный, почти грубый, а иногда — поток слов, эмоций и поэтических образов. Вы импровизируете или репетируете, чтобы произвести на меня впечатление? Никто так не говорит.
— Это русская душа! — ухмыльнулся я, пожав плечами в притворной невинности. — По правде говоря, и то, и другое. Как боеприпасы, я храню в памяти слова и фразы, которые мне нравятся, и жду подходящего момента, чтобы их использовать. Другие… они приходят в нужный момент. Твоя красота вдохновляет меня, Алина. Твоё лицо могло бы запустить тысячу десантных кораблей.
— Я не знаю подробностей, но мне знакома эта отсылка: Елена Троянская. — Алина улыбнулась ещё шире, в её глазах мелькнуло веселье. — И снова я нахожу твою поэзию в стиле «Мехвоина» странной, но я ценю твой комплимент. Кстати, а где находится Троя?
— Понятия не имею. Я знаю только строчку. Должно быть, у них было много золота — это был знаменитый клад. А золото измеряется в тройских унциях.
— Как бы то ни было. — Алина усмехнулась и недоверчиво покачала головой. — Я не верю и половине того, что ты говоришь, барон Мюнхгаузен, но история захватывающая, а у тебя есть талант к актёрскому мастерству. Я наслаждаюсь представлением. Не нужно так стараться, Виктор. Ну что? Как насчёт ужина?
— Мои слуги приготовят еду, — я сделал паузу, нагнетая предвкушение. — Один хлопок — русская кухня. Два хлопка — китайская. Если будет что-то ещё, нам придётся пойти на охоту с луком или вернуться в город на электричке.
— Подожди — что? — Алина вскинула брови. — Я думала, ты живёшь один. У тебя правда есть дом со слугами?
— У звания есть свои привилегии. — Я перечислил их, загибая пальцы. — Полный антураж. Дворецкий. Повар. Экономка. Горничные. Камердинер. И ещё несколько человек, я не знаю, чем они занимаются — наверное, много едят, много сплетничают, мало работают и крадут всё, что не прибито гвоздями. А то, что прибито гвоздями… они украдут, если будет время и инструменты. Я недостаточно их бью.
Алина расхохоталась — громко и радостно.
— Это возмутительно! Достаточно было бы просто сказать «да», но тебе пришлось перечислять всех поименно.
— Прошу прощения. — я слегка пожал плечами, почти театрально. — Ничего не могу с собой поделать — солдатская привычка. Отчёты и приказы — вот что меня забавляет. Юмор — один из трёх способов справиться с монотонностью военной жизни, перемежающейся эпизодами абсолютного ужаса, которым является война. Второй способ — алкоголь и наркотики.
— Я чувствую, что сейчас будет пикантная концовка. — Глаза Алины заблестели от предвкушения. — Какая третья?
— Брак, конечно.
— Я этого не ожидал.
— Или вышибу тебе мозги. Говорят, это менее болезненный вариант. Я ещё не пробовал.
— Нет, нет — пожалуйста, не делай этого! — Алина наклонилась вперёд, в её голосе слышалась искренняя тревога. — Так… когда мы отправимся в твоё «скромное» поместье, где «всего» дюжина слуг? Где оно находится?
— Восточный Самос, у старого замка планетарной милиции.
— О, но это далеко. — разочарованно вздохнула Алина. — Слишком далеко для конной повозки, а аккумуляторы солнечных такси настолько изношены, что им не хватит заряда, чтобы вернуться после захода солнца.
— Кто сказал что-то о возвращении? — возразил я с озорным блеском в глазах. — Кому нужны колёса, если мы можем летать?
— Что, как валькирии на крылатых конях?
— Что-нибудь получше. Я попросил, чтобы за мной прилетел вертолёт с базы.
— Ты шутишь! Мы полетим на вертолёте? — голос Алины зазвенел от удивления и восторга.
— У человека моего положения есть определённые привилегии, миледи.
— Майн герр, вы серьёзно тратите тысячи крон на топливо только для того, чтобы пригласить меня на ужин? — Алина была искренне удивлена.
— Координатор предоставит. — Я достал свой военный коммуникатор и быстро набрал номер. — Мы подождём здесь. Встречаемся в саду через площадь. Давай заберём твой плащ.
— Это твоя трость? — Алина перевела взгляд на богато украшенную трость, стоявшую рядом с моим креслом. — Ты не хромаешь. Для чего она тебе?
— Чтобы пороть непослушных и ленивых слуг, конечно!
— Ха-ха, нет, серьёзно.
— Действительно, чтобы не упасть, когда пьян.
— Держу пари, такое часто случается.
— Только раз в две недели.
— Что это на ручке? Похоже на череп.
— Атласная голова.
— Это же робот, верно?
— Самая большая. Самая страшная. Смерть, идущая на стальных ногах.
— Похоже на серебро, но блестит сильнее... титан?
— Платина. — Мой голос звучал глухо, а лицо исказилось, когда я заговорил о происхождении этого предмета. — Взял его у мёртвого лиранского полковника. Это был кулак Штайнера. Я переплавил его и превратил в символ Меха, который я уничтожил, а также в мементо мори.
— Значит, ты берёшь трофеи с убитых, как дикий охотник за головами? — в голосе Алины слышалось восхищение и лёгкое отвращение.
— Ты меня поймала. — я невинно расширил глаза, вживаясь в роль. — Под маской этого очаровательного цивилизованного человека бьётся сердце первобытного зверя — голод, жажда и секс! Унга бунга! — я взмахнул жезлом, как копьём.
Алина рассмеялась — звонко и мелодично.
— Ты ударишь меня по голове и утащишь в свою пещеру?
— Не нужно. — Я ухмыльнулся, и в глазах у меня заиграли огоньки. — Если только тебе это не нравится. Когда прибудет этот чёртов вертолёт?
— Пока мы ждём, расскажи мне ещё раз, зачем ты носишь эту трость. — подначила Алина, заинтригованная. — Только для того, чтобы похвастаться своими ужасными временами, когда ты был охотником за головами?
— Не совсем. — Я посмотрел на трость в своей руке. — Никто не замечает её или не знает её историю. Это символ власти. Потому что власть подразумевает тихую речь и большую трость.
— Дипломатия! — глаза Алины загорелись от осознания. — Это неверная цитата президента Рузвельта Первого из Соединённых Штатов на Терре.
— Да вы настоящий историк! — я искренне улыбнулся. — Я вижу, нам не будет скучно. Думаю, это был один из тех, чью голову высекли на скале… пока её не разрушили во время Второй гражданской войны в Америке. Но, как я уже говорил, это моя трость, которая напоминает всем, кто здесь главный.
— Значит, это символ власти, как хлыст, который носят офицеры Штайнера?
— Именно. — По рации сообщили, что вертолёт скоро прибудет. — После вас, миледи.
Они выходят, и вдалеке слышится слабый гул турбины.
[color=#800080][b]Наёмник «Мехавоин» и монахиня КомСтара — Сцена 4-1[/b]
[/color]
ОТЧЁТ О НАБЛЮДЕНИИ ЗА КОМПАНИЕЙ COMSTAR
СТАРКОВ ПРОСЛУШАЛ АУДИОЖУРНАЛ — ЗАПИСЬ № 47
Интерьер: вестибюль ресторана, Новый Самос, Кирхбах, вторая половина дня, 14.09.3024
Фоновый шум: шаги, звук спускаемой воды в туалете, открывающиеся и закрывающиеся двери, тихий звон посуды из столовой.
Местоположение: Коридор перед столовой, ожидаем приземления вертолёта.
Контекст: Алина ушла освежиться. Виктор ведёт свой дневник, тихо разговаривая сам с собой.
РАССКАЗЧИК (Старков)
Всё прошло хуже, чем я боялся, лучше, чем я надеялся, и совсем не так, как я ожидал. Что за день! «Старков, трагическая опера в трёх действиях».
Акт I: Утреннее соблазнение на станции ComStar.
Акт II: Вечернее предложение руки и сердца у Рика.
Акт III: Ночной ужин в замке Самос.
Финал…
…либо она прыгнет навстречу своей смерти, как Тоска, — очень театрально, очень по-итальянски;
— либо я сяду с лазерным пистолетом и электронной книгой Гёте, как Вертер. Очень по-немецки. Очень глупо.
Или, если всё пойдёт хорошо: «Вот так, дети, я познакомился с вашей мамой».
(Вздыхает.)
Помни, Виктор, у тебя уже есть дети, даже если я не видел Наталью и Викторию десять лет. Теперь, когда я об этом думаю, я не знаю, кто вообще когда-нибудь услышит или прочитает этот дневник. Но я хочу сказать вам, Наташа и Вика, что в случае моей безвременной кончины — если вы слушаете это, чтобы узнать больше о своём отце, — знайте, что я люблю вас и не бросал вас. Ваша мать, вероятно, сказала вам, что я умер.
Теперь, когда я об этом думаю, мне кажется, что после десяти лет отсутствия тебя объявили мёртвым. Но меня, скорее всего, внесли в список «пропавших без вести, предположительно погибших», так что через год и один день они бы сообщили Лейле, что меня больше нет, и она могла бы жить дальше.
Конечно, я уверен, что мои старые товарищи из SAFE годами не закрывали моё дело. Разве они не хотели бы узнать, что случилось с сокровищницей герцога Антона? Готов поспорю, что в Нью-Делосе это уже местная легенда, как сокровище Ямаситы в былые времена. Кажется, даже «КомСтар» искал его на Терре, когда двадцать лет назад курс обмена C-долларов резко упал, хотя, думаю, Амарис выхватил его вместе со всем остальным.
Сдавайтесь, товарищи. У меня новое лицо — не то чтобы я этого хотел — а последние золотые слитки были потрачены в прошлом году. После оплаты операции на оставшиеся деньги мы наняли отряд наёмников.
В любом случае, я отвлёкся. Наташа и Вика, знайте, что я так и не вернулся, потому что не мог, и если вы узнаете, что ваш отец всё это время был жив, знайте, что я любил вас и вашу мать, но мне тоже нужно было жить дальше.
(Пауза.)
Мужчине нужна жена. Вы уже взрослые женщины — ну, Вика, почти — и вы знаете о любви, жизни и рождении детей. Скоро вы начнёте искать себе супругов. Так что не ревнуйте к той Алине, о которой я говорю. Или к моей второй жене, если уж на то пошло.
Хватит давить на чувство вины. Исповедь окончена. Я отпускаю тебе грехи. Иди с миром и греши в своё удовольствие, Виктор.
Фоновый шум: Низкий гул становится громче, это безошибочно узнаваемый рёв двигателя вертолёта, который приземляется снаружи, слегка дребезжа окнами.
О, вот она идёт — чёрт, я не готов. Мне нужно время, чтобы подумать. Слишком шумно!
(Статические помехи — активирован коммуникатор)
Пилот, заглуши двигатель и жди указаний. Задержись на месте.
Приближаются быстрые и лёгкие шаги — Алина возвращается. Микрофон улавливает торопливый голос Виктора, который не выключил его:
— Алина, дорогая, нам нужно обеспечить безопасность по периметру, и мне нужно отдать несколько распоряжений в более спокойном месте. Пожалуйста, дай мне минутку. Присядь вон на тот диванчик — я быстро.
Торопливые шаги стихают, дверь со скрипом открывается, а затем закрывается.
[color=#800080][b]Наёмник «Мехавоин» и монахиня КомСтара — Сцена 4-2[/b]
[/color]
СТАРКОВ ВЗЛОМАЛ АУДИОКРИТИКУ — ЗАПИСЬ № 48
Местоположение: Туалет, Новый Самос, Кирхбах.
Интерьер: Туалет в ресторане, приглушённые звуки из коридора, капающая вода.
Голос Виктора, низкий и раздражённый.
Чёрт возьми, я оставил микрофон включённым. К чёрту всё — я удалю эту часть позже.
ВИКТОР (про себя):
Сначала приказы. Подумай, командир. Приёмная в замке Самос.
(резкий, энергичный, говорит по рации)
Капитан Висконти, подготовьте торжественный ужин в поместье. Что? Вы дворянин, вы разбираетесь в таких вещах лучше меня! Просто передайте приказы слугам и проследите, чтобы они были выполнены должным образом. Вы справитесь, я в вас верю. Да, это неожиданно. На войне нужно уметь реагировать на неожиданности. Смиритесь с этим.
Вам нужны подробности? Хорошо. Есть кое-какие идеи. Большой зал. Столовые приборы, длинный стол, подушки на стульях. Чёрт, я забыл, что здесь нет электричества. Они ничего не чинили после последнего рейда. Припаркуйте Меха, а лучше мой Мех, у ворот и подключите его в качестве источника питания. Нет, свечи для стола.
Музыка — на этот раз никаких погребальных песнопений. Нет, не австрийская народная музыка, аккордеон не подойдёт. Но пусть они соберут оркестр и играют во дворе, танцуют и пьют пиво, пусть тоже повеселятся после того, как всё будет готово. На ужин — что-нибудь романтичное, Рахманинова и Чайковского, что-нибудь, что нравится женщинам. Никакого фортепиано. Я этого не выношу. Такое ощущение, будто из крана капает вода.
Что? Котел тоже не работает? Мы уже три недели на этой планете и не можем принять даже чёртов горячий душ! Пусть японские слуги нагревают воду в вёдрах с помощью энергии Меха для своей традиционной бани. Есть идея. Прикажи технарям провести водопроводную трубу через горячий блок реактора. Так сойдёт.
Со всем остальным ты разберёшься.
Подводя итог: еда горячая. Вино холодное. Персонал трезвый.
Теперь о военной стороне вопроса. Я хочу, чтобы почётный караул и оркестр были готовы на вертолётной площадке. Парадная форма, шлемы, белые перчатки и портупеи, штыки. Есть идея! Знаешь, как они выстраиваются в два ряда с мечами? Да. Именно так. Браво, Висконти, ты в этом разбираешься.
Да, у нас нет мечей. Кинжалы?… есть идея. Попроси у сапёров гарнизона Драконис их виброножи. Они размером с мачете. Сделай их блестящими. Что теперь? Нет времени их полировать? Ты никогда не служил в пехоте. Просто покрась их в серебристый цвет.
Скажите всем, включая слуг, что я хочу, чтобы поместье сияло и всё было прибрано, как если бы сам лорд Курита приехал с визитом. А, к черту это. Это неофициально. Это гораздо важнее. Это личное. Капище Висконти?
Старков ожидает, что каждый выполнит свой долг. Принято. Конец связи.
[color=#800080][b]Наёмник «Мехавоин» и монахиня КомСтара — Сцена 4-3
[/color][/b]
ПЕРЕХВАЧЕННЫЙ АУДИОДНЕВНИК: СТАРКОВ – ЗАПИСЬ № 49
Местоположение: Туалет, Новый Самос, Кирхбах.
Время: 14.09.3024
Интерьер: Туалет.
(Звуки льющейся воды, вероятно, Виктор умывает лицо. Пауза. Глубокий вдох. Затем тихое шипение статики, когда Виктор возобновляет шепот в диктофон.)
ВИКТОР (тихо, сардонически, про себя):
Я всё ещё не могу выносить то, что вижу в зеркале. Лицо лжи и лицо лжеца.
Если бы я был Боевым Мехом, меня бы описали как имеющего критические повреждения на сенсорах, гиростабилизаторе и плечевом актуаторе. И разбитый обзорный люк кабины.
Fusion-реактор, миомеры и основное оружие всё ещё работают на полную. (усмешка)
(Пауза. Долгая тишина. Затем прерывистый выдох.)
Раньше я выглядел как кавалер с картины Ван Дейка.
(Шаги. Звук Виктора, вновь подходящего к зеркалу. Затем:)
Теперь я выгляжу как советский военный мемориал.
(Треск — разбивается стекло. Один резкий звук. Затем тишина. Тяжелое дыхание. Один последний выдох. Виктор снова говорит, тихо и размеренно.)
Не могу привыкнуть к этому. Вероятно, никогда не смогу.
Но ей это нравится?
(Дверь открывается. Он быстро выходит. Фоновый шум возобновляется — тихий звон столовых приборов и приглушенный разговор. Удивленный вздох со стороны туалетного служащего.)
ВИКТОР (спокойно, служащему): Ресторан оплатит зеркало. Это — (Звук шелеста денежных купюр.) — это за неудобства. Мне жаль.
(Его ботинки стучат по плиточному полу, когда он возвращается к вестибюлю. Он замедляется. Дышит. Собирается.)
РАССКАЗЧИК (Старков):
Мои ботинки стучали по плиточному полу, когда я возвращался к вестибюлю. Я замедлил шаг, перевел дух и собрался.
Она ждала в вестибюле, сидя на этом нелепом диване в стиле рококо, словно на троне. Спина прямая, руки сложены. Не ёрзала. Не смотрела на время. Просто… ждала. Грациозная, как викторианская леди, пьющая чай — или солдат на часовом посту.
— Что так долго? — спросила Алина, её голос был легким и дразнящим. — Я уж начала думать, что ты передумал и не пришел.
— Прошу прощения за задержку, — ответил я. — Мне нужно было… подготовить твой приём. Пойдем — пойдем длинным путем. Прогуляемся по садам на площади перед вертолетом.
[size=85][color=green]Posted after 11 minutes 6 seconds:[/color][/size]
[size=85][color=green]Re: Воин-наемник и монахиня из Комстара[/color][/size]
[color=#800080][b]Наёмник «Мехавоин» и монахиня КомСтара — Сцена 5-1[/b]
[/color]Место: возле ресторана Rick’s, Нью-Самос
Время: 14.09.3024, поздний вечер
Запись с камеры наблюдения: объект выходит в сопровождении женщины. Аудиозапись сделана с помощью нагрудного микрофона и взлома дневника Старковых. Видеозапись с камеры в автомобиле наблюдения на уровне земли доступна по запросу.
РАССКАЗЧИК (голос Старка):
Тени становились длиннее, но до захода солнца оставался ещё час. У нас было достаточно времени, чтобы совершить задуманный мной полёт и прибыть в замок Самос как раз к закату. Не нужно было спешить, им нужно было время, чтобы всё подготовить. Деревья были зелёными, хотя на них уже начали появляться первые жёлтые листья. После нападения повстанцев было тихо, и площадь пустовала. Такую тишину можно услышать только в городе, где действует комендантский час и царит напряжённая обстановка. Такое, от которого кажется, что весь мир затаил дыхание в ожидании очередного взрыва.
Сначала мне нужно было отпустить свой эскорт. Они ждали у служебного автомобиля, как хорошие часовые. Мажар, мой техно-варвар-телохранитель из Мекотеко, из того далёкого периферийного мира, куда мы отправились на поиски технологий Звёздной Лиги в нашем первом походе, стоял, скрестив руки на груди, и вглядывался в темноту. Он был похож на казака с картины Репина, с бритой головой, чубом и опущенными усами. И с татуировкой на лице.
Однако в наше время понятия «цивилизованный» и «дикий» относительны. Для него жители Кирхбаха были примитивными, по крайней мере в технологическом плане. Он рассказывал мне, как был потрясён, увидев конные экипажи и электромобили с деревянными колёсами в стальных ободах.
Во Внутренней Сфере люди считают Периферию бандитскими королевствами и изолированными колониями выродков, которые пожирают друг друга, и в значительной степени это правда. Разрушенная цивилизация — не самое приятное зрелище. Однако из-за того, что они находились так далеко и избежали огня и серы орбитальных бомбардировок и термоядерного оружия, в некоторых мирах сохранились технологии, которые кажутся колдовством для умирающей «цивилизации» государств-преемников.
Как и мои кибернетические ушные имплантаты «Канопус». Мекотеки и их техножрецы со Священной горы были совсем другими. Они скатились до уровня племенных войн, но каким-то образом им удавалось поддерживать и ремонтировать системы, которые для нас — «чёрный ящик». Они передавали знания из поколения в поколение устным ритуалом по принципу «обезьяна видит, обезьяна делает», поскольку исходные компьютерные файлы с инструкциями были повреждены, а компьютеры и планшеты, на которых они могли отображаться, умерли десятки лет назад.
Это не какая-то там чепуха от ComStar с торжественными заклинаниями и литургией для запуска импульса HPG. Это для показухи и чтобы произвести впечатление на деревенщин из захолустных миров. Это просто бизнес с культом маскарада. С другой стороны, в случае с Мекотекосами ритуал — это код для сохранения инструкций по обслуживанию и ремонту в устной памяти. Мекотекосы не понимают изначального значения закодированных слов так же, как потомки Масгрейвов не понимали значения ритуала в рассказе о Шерлоке Холмсе, но они воспринимают эти слова как заклинание, которое нужно произнести в точности так, как описано, иначе дух машины погибнет.
И они отлично справились. Мажар обслуживал своего Меха, эту реликвию, появившуюся ещё до Звёздной Лиги, так, что это сводило с ума нашего старшего техника. Он не знает, что такое напряжение и сила тока, что такое электрическая цепь, не разбирается в гидродинамике и давлении в системе охлаждения, а также в характеристиках смазки для затвора автоматической пушки. Тем не менее он в состоянии, похожем на дзен, проводил все проверки и техобслуживание в, казалось бы, случайном порядке, и его Мех работает отлично.
Действительно, уровень обслуживания выше среднего. И по какой-то странной причине он считал меня воплощением бога войны, реинкарнацией древнего завоевателя или кем-то в этом роде, особенно после того, как я сбил генерала Атласа в соответствии с пророчеством или чем-то в этом роде. Одно дело — культивировать «культ личности», что я и делаю, но когда кто-то так за тобой следует, это тревожит. Как ты оправдываешь эти ожидания?
В остальном он хороший парень. Не увлекается каннибализмом или человеческими жертвоприношениями и не более жесток, похотлив или пьян, чем среднестатистический наёмник. Хотя манеры за столом у него отвратительные.
Когда он увидел нас, его угрюмое, словно высеченное из гранита, выражение лица смягчилось, но лишь на мгновение. Он заметил Алину. Мгновенный взгляд. Быстрый, но тщательный осмотр с головы до ног. Воинская паранойя. Он искал оружие под струящимися одеждами КомСтара. Я усмехнулся. Я обратился к ним на лиранском диалекте немецкого, чтобы Алина нас поняла. Сейчас мы переходим на испанский как на язык общения, но немецкий, который мы выучили во время стажировки у Штайнера, пригодится нам здесь, в Кирхбахе, даже если их австрийский диалект иногда звучит как другой язык.
[color=#800080][b]Наёмник «Мехавоин» и монахиня КомСтара — Сцена 5-2[/b]
[/color]
Моё местоположение было возле ресторана Rick’s в Нью-Самос, поздний вечер 14 сентября 3024 года. Запись фиксировала происходящее: я вышел из ресторана в сопровождении Алины, в то время как камера наблюдения на уровне земли записывала видео, а мой нагрудный микрофон ловил аудио, наряду с моими собственными взломанными дневниковыми записями.
— Расслабься, — тихо сказал я Мажару. — У неё нет при себе кинжалов. Разве что во рту.
Затем, обращаясь к Алине, я добавил:
— Это Мажар. Мой Квикег. Не обращай внимания на его взгляд — он смотрит так, будто хочет тебя убить, но это ничего личного. Просто работа.
Алина вежливо кивнула. Мажар не ответил тем же, лишь слегка наклонил голову, что на воинском диалекте означает «признание». Он понимающе хмыкнул. Это был его язык, и не потому, что он не умел говорить; помимо неплохого немецкого, он учил японский быстрее меня. Просто он был из тех, кто считает, что слова — это воск, а дела — сталь. Хотя в пьяном виде он неплохо пел.
Водитель, невысокий жилистый мужчина с быстрой улыбкой, облокотился на капот. Я его ещё не знал, он служил в пехотной охранной роте. Военные водители были похожи на таксистов — они знали, куда можно обратиться, если тебе нужно обычное: выпивка, наркотики, женщины, — или необычное: билеты в оперу или запчасти для кондиционера. Он дружил с Мажаром, и они составляли странный, но распространённый дуэт, который я видел много раз: высокий молчаливый парень и болтливый коротышка, который компенсировал это обаянием и остроумием. Симбиотические отношения.
Я открыл бардачок — на самом деле это был потайной сейф — и достал толстую пачку. Десять хрустящих стодолларовых купюр. В этом мире без интернета работали только наличные.
— Тысяча купюр по 1000 долларов, — сказал я им обоим. — Я хочу, чтобы вы потратили их с умом. Хорошая еда. Напитки. Несколько женщин. В таком порядке. Никаких азартных игр.
Я знал, что они проигнорируют последнюю часть, но должен был это сказать. Они оба ухмыльнулись, как мальчишки, пойманные на шалости.
— Ты, — сказал я, указывая на водителя, — проследи, чтобы Громовой Кулак не ввязался в драку. А если ввяжется, помоги ему спрятать тело. В багажнике есть лопаты.
Я повернулся к Мажару.
— А ты — не дай этому ублюдку проиграть машину в карты. Она не наша, а принадлежит Альянсу, и мне на неё наплевать, но я беспокоюсь о документах, если они пропадут. А когда командир вынужден заниматься бумажной работой, смертные трепещут!
Они рассмеялись.
— Я не требую чеков, — продолжил я. — Но если ты вернёшься завтра со всеми деньгами, я буду знать, что произошло. Ты играл. Ты выиграл. А потом попытаешься вернуть деньги, чтобы я поверил, что ты не потратил ни цента.
Я наклонился к нему и произнёс насмешливым шёпотом:
— Не надо. Это не сработает. Я служил в пехоте ещё до твоего рождения.
Они слегка протрезвели, кивнули, как солдаты, уже получившие увольнительную, и направились к машине.
— Стоять! — рявкнул я.
Они замерли на месте и вытянулись по струнке.
— Я не сказал, что вы свободны! Есть ещё кое-что.
— Люди будут задавать вопросы. Угостят тебя выпивкой. Какая-нибудь девушка скажет тебе, что ты красавчик. Скажи им, что командир забирает адепта КомСтара в замок для… тайных переговоров. Все увольнительные отменены. Ты свободен сегодня вечером, потому что командир забрал вертолёт. Назревает что-то серьёзное. Операция по спасению персонала КомСтара, взятого в заложники пиратской бандой.
— Ты, Мажар, — продолжил я, — когда они спросят тебя, скажи им, что всё это чушь собачья. Командир просто ведёт свою спутницу домой на ужин. На самом деле мы собираемся совершить набег на Штайнера, разграбить и сжечь его в наказание, и командир пообещал тебе в награду право первым выбирать пленниц. Понял? И верни машину. Здесь мало автомобилей с двигателем внутреннего сгорания, и я не хочу потерять этот. Свободен.
— Я буду хранить его, как сокровище Священной горы моих предков, командир! — ответил Мажар.
— Это значит, что он очнётся в канаве с похмельем и ещё одной татуировкой, — сказал я, ухмыляясь Алине. — Но машина всё равно будет чистой.
Машина с рёвом умчалась вниз по улице, слегка поскрипывая шинами по булыжной мостовой Самоса. Асфальта здесь мало, потому что его, как и все нефтепродукты, приходится импортировать. Хорошо, что я не поехал обратно по ухабистой бетонной дороге. Я повернулся к Алине.
— Что это было про заложников и спасение? Ты напрасно упоминаешь ComStar! — спросила Алина с ноткой беспокойства в голосе.
— Это просто распространение дезинформации и слухов, чтобы разыграть шпионов, — ответил я с игривой ухмылкой. — Они будут жужжать, как разворошенное осиное гнездо, пытаясь понять, что правда, а что — прикрытие. И, возможно, оставят нас в покое.
— А грабежи и поджоги? А похищение девушек в рабство? Ты это делаешь?
В вопросе Алины недоверие смешивалось со страхом, что это может быть правдой.
— Конечно, нет! — сказал я, изображая возмущение. — Ты думаешь, мы, наёмники, — пираты с Периферии? Это было бы военным преступлением в соответствии с Конвенциями Ареса. Но если так скажет такой страшный и звероподобный парень, как Мажар, они могут в это поверить. Лиранские гарнизоны на той стороне на всякий случай будут настороже. Так им и надо!
Я довольно ухмыльнулся.
— Значит, всё это розыгрыш? Война для тебя — шутка?
Алина покачала головой с задумчивым выражением лица.
— Иногда! — честно ответил я.
— И ещё кое-что, — сказала Алина, и в её голосе послышалось любопытство. — Ты всегда так щедр по отношению к своим подчинённым? Ты ведёшь себя как русский богач-аристократ в казино прямо из Достоевского. Я видела, как ты дал чаевые уборщице в туалете. Даже не хочу представлять, какой беспорядок ты там устроил. Погоди, я слышала, что-то разбилось. Нет, не говори мне. Теперь ты даёшь этим двоим солдатам месячное жалованье, чтобы они потратили его за одну ночь?
— Только потому, что я с тобой и у меня хорошее настроение! — сказал я, давая ей понять, что всё это притворство. Хотя хорошее настроение было настоящим. — Пойдём.
Алина улыбнулась и ничего не ответила. Мы прогулялись по площади.
[color=#800080][b]Наёмник «Мехавоин» и монахиня КомСтара — Сцена 5-3[/b]
[/color]
Послеполуденное солнце заливало площадь ярким золотистым светом, отбрасывая длинные тени. Хотя солнце на Кирхбахе могло быть суровым, его рассветы и закаты всегда были прекрасны. Когда не было ни облачности, ни дождя, что случалось в среднем два дня из трёх, солнце казалось далёким воспоминанием о долгих зимах на этой планете с длинным годом. Кроме того, облака были похожи на фату невесты, которая рассеивала ослепительный белый свет, превращая его в более приятные серые тона и делая цвета ярче, а не белёсее. Но в этот ранний осенний день стояла прекрасная погода для авиаударов и романтических обзорных экскурсий.
Кирхбах был, по сути, безжизненным миром; с орбиты он представлял собой смесь голубых океанов, белых облаков и бурых пустынь из оксида железа, выжженных яркой и огненной звездой F0V. Усилиям инженеров по терраформированию из Драконидского союза, позднее усиленным под эгидой Звёздной Лиги, удалось создать настоящую Европу-бонсай в узкой умеренной полосе. Её можно было считать раем или чистилищем в зависимости от того, насколько сильно вам нравится фотосинтез и насколько вы не любите дождь. Я сам жил и выживал под палящим солнцем Миры, Тиконова и Калидасы, и это лишь немногие из мест, где я провёл свои ранние годы. Зелень и дождь казались мне здесь приятными, хотя я пробыл тут совсем недолго и ещё не успел столкнуться с холодной и долгой зимой, которую могли вынести только выносливые финские шахтёры и лесорубы к северу от Самоса. Я сокрушался, что город находится в глубине материка, далеко от моря, но понимал, что первые поселенцы построили космопорт рядом с шахтами в горах, и город вырос вокруг него, как это принято во Внутренней Сфере.
Теперь я отчётливо слышал отдалённый гул вертолёта, который был громче, чем раньше, и ждал нас в саду. Мы с Алиной шли неспешным шагом под деревьями, растущими вдоль мощёной дорожки, мимо кованых скамеек и подстриженных живых изгородей. Она не отставала от меня, всё ещё держа в руках букет роз. Моя командная дубинка свободно болталась в руке, больше напоминая скипетр, чем трость; подковные гвозди на моих ботинках звонко стучали по камням при каждом шаге. В этой псевдоисторической обстановке, в моей белой тунике и кепи, а также в длинном струящемся белом платье Алины, мы, как мне казалось, были похожи на офицера из династии Габсбургов, прогуливающегося с дамой по парку в Вене во времена кайзера Франца Иосифа. Было ли это дежавю из прошлой жизни? Или я просто насмотрелся голографических драм Лирана?
— Квикег, — сказала Алина с весёлой ухмылкой. — Я поняла намёк. Интересно, кто твой Белый Кит.
— Ну конечно же, приспешники КомСтара, — невозмутимо ответил я.
— Подожди… белые… мантии… — сказала она, притворно ахнув. — Я кит?! Ты называешь меня толстой, Виктор?
— Никогда! Ни за что на свете! — ответил я, изображая ужас. — Просто… неуловимый. Таинственный. Иногда божественный. Ужасающий, если разозлить.
— Хм. Неплохой ход, — усмехнулась она, но улыбка не исчезла с её лица. — Ты невыносим.
— Я стараюсь, — признался я и сделал паузу. — Жизнь — это театр.
Алина закатила глаза. — Ну вот, опять! Да-да, я знаю — ты читаешь Шекспира. Но неужели тебе обязательно разыгрывать каждый разговор? Почему ты не можешь говорить как нормальный человек?
Я пожал плечами и искренне вздохнул. — Я… на самом деле не читал Шекспира. Не совсем. Только «Макбета». Мне нравится вся эта кровь. — Я взглянул на неё, почувствовав её удивление. — По правде говоря, я выучил эти цитаты, чтобы казаться образованным. Носители английского языка любят его цитировать. Я посмотрел их, просто чтобы понять, о чём они говорят. Это не позёрство — это… набор инструментов. Я читаю строчку, запоминаю её. Я храню её до подходящего момента. — Мой голос стал мягче. — Я не пытаюсь произвести на тебя впечатление, Алина. Клянусь. Хотел бы я быть образованным. Культурным. Настоящим джентльменом. Но я всего лишь солдат, который читает военные мемуары и полевые уставы. Я говорю так, потому что мне нравится, как это звучит. Вот и всё.
— Ох, Виктор… — голос Алины был мягким, она была искренне поражена моей честностью. Она помолчала, а затем, сухо усмехнувшись, добавила: — Позволь мне кое-что тебе сказать. Аристократы — настоящие аристократы — не похожи на персонажей «Гордости и предубеждения». Или тех голодрам. По крайней мере, не лиранских.
Я расхохотался. — Это прямо как в пьесе «Уродливый Лиран», которая вышла в Лиге Свободных Миров в этом году! Точно подмечено. Я запомнил этот отрывок.
— Я боюсь спрашивать, но всё же скажи мне, — подначивала она, теперь уже открыто проявляя любопытство.
Подражая напыщенному аристократу, я продекламировал: — Культура и искусство? Тьфу! Зачем мне эти расфуфыренные актёры и глиняные болванчики? Моя культура — это суета на фондовой бирже, а моё искусство — это мошенничество, аферы и враждебные поглощения! Для меня в том, чтобы заставить конкурента попотеть, больше «художественной ценности», чем во всём, что я видел в театре или музее!
Алина согнулась пополам от смеха. — О, это до боли точно. Я не могу дышать.— Она перевела дух, продолжая широко улыбаться. — Вот оно что. Ты и правда так постоянно говоришь. Ну, по крайней мере, когда не кричишь на солдат. Я и это видел.
— Великолепно, — сказал я, ухмыльнувшись, и слегка поклонился. — А теперь, миледи... карета ждёт.
Алина растерянно моргнула. — Подожди, что? Что теперь? Я думала, мы летим на вертолёте?
Я открыл рот, потом закрыл, потом снова открыл. — А, — сказал я, почесав затылок. — Точно. Я имел в виду летающую карету.— Я смущённо усмехнулся. — Сила привычки. Я смотрю слишком много земных голодрам. Забыл, что в этом захолустье ездят на настоящих конных экипажах.
Алина расхохоталась, как заведшийся дизельный двигатель, а затем замурлыкала. — О, Виктор… ты такой милый.
Мы пошли дальше, и на какое-то время между нами повисла тишина. Я опустил взгляд на свою дубинку, а затем тихо признался: — Есть ещё кое-что. Я должен тебе сказать. Я люблю музыку. Всегда любил. Но я не умею танцевать. — Я сделал паузу, собираясь с духом. — Я получил ранение на войне. Повреждение нерва. У меня нарушено равновесие — я использую эту дубинку, чтобы не упасть. — Я криво улыбнулся. — То есть, если я столкнусь с тобой, сверну с тропинки и впечатаю тебя в изгородь... это не ухаживание. Это плохо работают гироскопы.
Алина нежно сжала мою руку. — Ты правда думал, что мы весь день танцуем вальсы в благородном обществе?— Она тихо рассмеялась. — Не хочу тебя разочаровывать, командир... но у меня для тебя очень плохие новости относительно твоих бальных ожиданий.
— Тогда ты отлично впишешься, — сказал я, ухмыльнувшись, и снова предложил ей руку. — Ну что, полетим?
— Давай полетим! — с готовностью ответила она.
[color=#800080][b]Наёмник «Мехавоин» и монахиня КомСтара — Сцена 6-1[/b]
[/color]
[b]План полёта[/b]
СТАРКОВ (ЛИЧНЫЙ ДНЕВНИК)
САДЫ ПЛАЗА— НОВЫЙ САМОС, КИРХБАХ
Я повернулся к Алине. —Подожди здесь. Мне нужно поговорить с пилотом о... плане полёта.
Я указал на стоящий вертолёт, двигатель которого гудел, словно скучающее насекомое, а лопасти медленно и тяжело вращались. Она кивнула. В её глазах не было ни тени подозрения. Только доверие — или любопытство. Или и то, и другое. Она ждала одна на площади, освещённая золотистым светом заходящего солнца Кирхбаха. Её плащ и белая мантия развевались на ветру, как знамя, застывшее в замедленной съёмке. Лицо было наполовину освещено, как у святой на фреске в православном соборе, и напомнило мне о том, как я впервые увидел её тем утром. Но теперь она была похожа не на клерка, а на статую древней богини, которой поклонялись земляне.
Я забрался в кабину и перегнулся через задние сиденья, чтобы поговорить с пилотом Альянса. Он был один, без второго пилота. Молодой, с усами подковой, с горящими глазами и переизбытком энергии. Блондин с германскими чертами лица. Уроженец планеты. Я говорил тихо и чётко, на штайнеровском немецком.
—Сначала прогуляемся. Потом потанцуем.
Пилот недоумённо посмотрел на меня, затем огляделся, выглянул в боковое окно, увидел Алину и ухмыльнулся. Он всё понял. Молодёжь всегда так делает.
—Ты когда-нибудь вёл разведку под обстрелом?
—Nein, герр комендант, это не настоящий огонь, — ответил он. Я уже начал привыкать к местному австрийскому акценту.
—Наскучило стрелять по козам и деревьям в горах и летать на такси, я уверен. Ты когда-нибудь ради забавы колол лошадей?
Он ухмыльнулся.
—Пару раз, комендант.
—Хорошо. Сначала мы покажем ей закат. Потом прокатим её.
Он рассмеялся, как смеются все молодые пилоты, когда Смерть ещё не вывела их имя на стекле кабины.
Я сказал ему: —У тебя есть пять минут. Я загружаю музыку через спутниковый канал milnet. Включи её в наушниках, когда я скажу. Verstehen?
—Jawohl, Herr Kommandant! Sie ist sehr schönes Mädchen! — с одобрением произнёс он.
Я улыбнулся и похлопал его по плечу. Ты можешь подумать, что я извращенец. Или, что ещё хуже, канопианец. Но в отличие от простых смертных, я не ревную, когда мужчины (или женщины, если уж на то пошло) смотрят на мою спутницу, когда она красива. Напротив, я горжусь тем, что ею восхищаются и ей завидуют.
Я вернулся к Алине и осторожно повёл её мимо вращающихся лопастей, пока пилот набирал обороты. Плащ и мантия Алины развевались за её спиной, как хвосты комет. Она подняла руки, чтобы прикрыть глаза, и приоткрыла рот от удивления. Сквозь завесу торжественности КомСтара прорвался детский восторг.
Я усадил её на передние сиденья с кожаной обивкой в этом боевом вертолёте, переделанном в курьерский путём замены носовых орудий и авионики. Два на два, без излишеств. Я пристегнул её, проведя ремнями через грудь и затянув их на талии.
Я чувствовал себя немного похожим на инквизитора, привязывающего женщину к дыбе.
И я говорю это не в осуждение...
...и её взгляд ни разу не дрогнул. Любопытный. Доверчивый. Смелый. Её фигура, всегда скрытая под мантией, теперь стала более выразительной. Тонкая талия подчёркивала пышную грудь, скрытую под кожаными ремнями и шёлком.
Вспомнилась старая русская поговорка: «Тише едешь — дальше будешь».
[color=#800080][b]Наёмник «Мехавоин» и монахиня КомСтара — Сцена 6-2[/b]
[/color]
[b]Прогулка на свежем воздухе
[/b]
РАССКАЗЧИК
Вертолёт плавно поднялся с каменной площадки, отразив в высшей точке своего подъёма солнечные лучи, а затем мягко накренился в сторону моря. Пилот держал нас высоко, чтобы мы могли в полной мере насладиться красотой Кирхбаха: на западе — золотистые прибрежные равнины, растворяющиеся в нежно-голубой дымке; на востоке — гобелен из зубчатых гор, вершины которых ловили последние лучи солнца; на юге — сапфировое море, мерцающее в сумерках; а внизу — изумрудные равнины, по которым скакали огромные табуны лошадей. Копыта стучали бесшумно, только движение выдавало их присутствие.
Алина ахнула. —Они убегают от нас?
Я покачал головой. —Они бегут вместе с нами.
Она рассмеялась — коротко, недоверчиво. Затем снова повернулась к окну, сияя той радостью, которая свойственна первому снегу и развёрнутым подаркам на день рождения.
Затем появились морские птицы — стая белокрылых созданий взмыла в воздух, пролетая над побережьем. Их крылья сверкали на солнце — короткий миг огня на фоне сгущающихся сумерек. Море отражало солнце, становясь багряно-золотым.
Алина восторженно воскликнула: —Они танцуют для нас! [i]Wunderbar[/i]!... Я никогда не видела ничего подобного. Ни на дропшипе, ни в видео — ничто не сравнится с этим.
Её лицо сияло, в глазах читалось детское удивление.
Мы повернули на восток, в сторону гор. Лучи кирхбахского солнца окрасили вершины в красный цвет, словно медленно затягивающаяся рана. Мир внизу разворачивался, как нерассказанная история. Её молчание было не отсутствием слов, а благоговением. Она действительно видела это. Планету. Небо. Себя в нём. Я позволил ей насладиться этим безмятежным вальсом над миром. Моя Алина, такая сдержанная в том ресторане, теперь словно впервые увидела рай.
Вертолёт на полной скорости летел к базе. Пилот лениво описывал дуги над долинами и утёсами. Пейзаж был безмятежным, неподвластным времени, словно душа Терранских Альп перевоплотилась в этом мире.
[color=#800080][b]Наёмник «Мехавоин» и монахиня КомСтара — Сцена 6-3
Danse Macabre[/b][/color]
— Это прекрасно.
— Вы ещё ничего не видели.
Я подал сигнал, непринуждённый, как рюмка водки перед обедом:
— Пилот. Начинайте манёвры уклонения.
В наушниках: Вагнер. Одна нота. Призыв к оружию.
— Полёт валькирий.
Вертолёт резко накренился влево. Затем вправо. Затем вниз.
Безмятежный танец превратился в воинственный вальс. Долины сузились. Деревья проносились мимо с ужасающей скоростью. Я ничего не говорил. Просто сидел, держа трость, словно это был штурвал, и с тихой точностью повторял движения машины.
Вертолёт нырнул в долину, пролетев над верхушками деревьев и на головокружительной скорости лавируя между скалами.
Алина напряглась. Она вцепилась руками в сиденье. Затем, не говоря ни слова, потянулась ко мне.
Она схватила меня за правую руку — ту, что лежала на платиновом наконечнике трости. На мгновение это был просто контакт. Инстинкт. Ребёнок, который хватается за якорь во время шторма. Но потом — потом её пальцы сжали мои. Крепко.
Наши руки сплелись. Наши бёдра соприкоснулись, притянутые ремнями безопасности. Она прижалась ко мне — не вплотную, но достаточно близко. Её дыхание было учащённым, но не прерывистым.
Она не кричала. Она не плакала. Её не тошнило, и она не молилась.
Ни паники, ни слёз — только огонь в её глазах, страх и трепет, переплетённые, как любовники. Она вцепилась в меня, её рука была тёплой. Наши тела соприкасались — бок, рука, бедро — прижатые ремнями, перегрузки притягивали нас друг к другу сильнее, чем любой бальный зал. Это был мой танец, неуклюжий, как и я сам, без изящества в моём повреждённом ухе, без равновесия для вальса. Но здесь, в этой стальной птице, я вёл её в danse macabre. Смерть заигрывала с нами — одно неверное движение, и мы бы превратились в груду обломков на склоне горы. Она не знала, насколько близко. А я знал. Я слишком часто танцевал со смертью, чтобы теперь дрогнуть.
Она сохраняла мужество, не впадала в истерику, не теряла самообладания — лишь сохраняла достоинство, как подобает леди, и была тверда, как сталь, под этими шёлковыми одеждами. Я оценил её хладнокровие, как генерал: достойна. Невеста для воина.
Музыка достигла крещендо, вагнеровские валторны взмыли ввысь, когда вертолёт пролетел через последнее ущелье, и каменные стены замелькали мимо. Дыхание Алины стало прерывистым, её тело напряглось, но она испытывала возбуждение, которое сквозило в её крепком хвате и на раскрасневшихся щеках.
Музыка достигла своего апогея: духовые инструменты ревели, струны кружились, как лезвия.
— Мы что, разобьёмся?
— Когда-нибудь. Но не сегодня.
Она закрыла глаза и улыбнулась.
Эта улыбка — вот оно, то самое мгновение. Музыка закончилась, как и тест.
Последствия
Я спросил как бы между прочим, словно речь шла о вине:
— Итак, вам понравилась музыка?
Она медленно повернула голову. Её голос звучал прерывисто. Но спокойно.
— Я уже слышала Вагнера в оперном театре Таркада.
— Но это... Я этого не слышала. Я это почувствовала. Это было...
(поиск)
— Громче. Чётче. Минуты казались часами. Каждая нота была подобна молнии. Каждая секунда — яркой.
Я кивнул и легонько сжал её руку.
—Пулевое время.
—Что?
— Боевое время. Вот что происходит, когда ты думаешь, что вот-вот умрёшь. Твой мозг растягивает секунды. Звуки становятся резче. Цвета — насыщеннее. Всё, что ты видишь, врезается в память.
—Это…
(удар)
— Вот что такое война?
— Вот почему некоторые мужчины никогда не перестают за ней гоняться.
Она отвернулась и уставилась в окно на заходящее солнце.
—Теперь я понимаю.
Она обернулась и посмотрела на меня — по-настоящему посмотрела. Больше никаких поддразниваний. Только взгляд, полный странного удивления. Как будто она видела меня впервые. Я оглянулся и увидел её — взъерошенную ветром, с живыми глазами и приоткрытыми губами. Я чуть было не сказал что-то. Но винты замедлились. Впереди показался замок.
[color=#800080][b]Наёмник «Мехавоин» и монахиня КомСтара — сцена 7-1[/b]
[/color]
[b]Горный замок военачальника-наёмника
[/b]
Новый Самос-Ист, замок и поместье Герлитцен. Закат в 19:15
Я приказал пилоту сделать низкий круг над замком, чтобы показать Алине мои владения. В альпийской долине покоились руины замка Брайан из Звёздной Лиги — пепельно-серые стены из феррокрита высотой в пятнадцать метров, покрытые лишайником и заплатками из бледного известняка, — увенчанные мачтами, на которых развевались флаги: чёрный дракон Альянса Драконис на красном фоне и чёрный шлем в виде хвоста омара Чёрных Всадников на оранжевом круге. С башен торчали лазерные и плазменные пушки. Круглый пруд с остеклованным берегом, оставшийся после орбитальной бомбардировки двухсотлетней давности, отливал бронзой в лучах заходящего солнца. Во дворе внизу выстроился в парадный ряд весь батальон «Чёрных всадников» — сорок боевых роботов. Безмолвные, сверкающие гиганты стояли плечом к плечу, чёрные, с блестящей стальной отделкой, на которую падали последние лучи огромного солнца Кирхбаха, наполовину погрузившегося в золото и багрянец на горизонте.
Алина смотрела на него с благоговением: — Это настоящий замок! Колоссальный! Как в головидах! Почему стены такие высокие?
— Чтобы мехи с прыжковыми двигателями не могли их перелететь.
— Это ваши «Мехи»? Их так много! Они похожи на статуи. А посмотрите на людей! Рядом с ними они кажутся муравьями! Такие большие!
Во мне вскипела гордость, как у хана, который демонстрирует своё войско пленённой принцессе.
Мы замкнули круг, и те, кто был внизу, помахали нам. Вертолёт поднялся к усадьбе, расположенной на склоне горы.
Над головой кружил орёл. Римлянин назвал бы это предзнаменованием. Хорошим или плохим. Кто знает?
[Запись с камеры наблюдения: пост К-91 // хребет Кирхбах // Новый Самос-Ист // Герлитцен // 3025-09-14 // 19:14 по местному времени]
Оператор ROM (вполголоса, бормоча): «А вот и он...»
Камера поднимается вверх. Военный вертолёт, стальная акула, опускается в долину. В лучах заходящего солнца его корпус отливает расплавленным металлом. Во дворе замка мерцают боевые роботы Чёрных Всадников.
Оператор ROM (низкий тон): «Парадное построение? Они должны быть в ангарах. Представление для гостя».
Вокруг вертолётной площадки клубится пыль. Вертолёт приземляется, и его турбины затихают, издавая пронзительный вой. Раздаются громкие, наполеоновские фанфары — Церемония представления — и тридцать второй залп труб возвещает о прибытии. Дверь открывается. Виктор Старков вышел из машины, элегантный в парадной форме «Воина меха» Альянса Драконис: чёрная фуражка, белая туника, чёрные брюки в красную полоску, красные ботинки, чёрная дубинка с платиновым набалдашником. Он повернулся к пилоту, крепко пожал ему руку и похлопал по плечу.
— Ты летел как демон. Не торопись возвращаться на базу. Старший сержант найдёт тебе койку в казарме. Присоединяйся к вечеринке — ешь, пей, спи. Веселись. Das ist ein Befehl!
Пилот ошеломлённо пролепетал: «Яволь, комендант!» — и поспешил прочь, сжимая в руках фуражку, как ребёнок, которого пригласили на праздник.
Алина вышла вперёд, её белый плащ и мантия КомСтара затрепетали на ветру от вращения ротора. Она скептически произнесла: — Ты всегда такой… щедрый? Или это просто часть представления?
Я взглянул на неё и ровным голосом произнёс: — Мне жаль слуг в вашем доме.
Я ясно дал понять, что именно так я и поступаю, выделяя слова, словно высекая их молотком в камне:
— Я щедро вознаграждаю тех, кто хорошо мне служит.
Алина приоткрыла губы, но ничего не сказала. В её глазах мелькнуло что-то настороженное, что-то обиженное. Она отвернулась, сжимая букет роз, который я достал для неё из ящика для хранения. Камера приблизилась, и её лицо осветилось лучами заходящего солнца.
Оператор ROM (тихо): «Прекрасно».
Внизу наготове стояли двадцать солдат почётного караула в коричневой униформе Альянса и коричневых кожаных куртках с подкладкой, поверх которой была надета серебристая кольчуга, в белых перчатках и блестящих стальных шлемах. У каждого в руках был хромированный вибронож.
Алина с любопытством разглядывала солдат: — Шлемы? Мечи? Кольчуга? У пехоты? Ах, это так... по-средневековому.
— Стрелы, Алина, — сказал я, слегка забавляясь. — На этой планете нет огнестрельного оружия; партизаны используют луки — баллистические жилеты не защищают от стрел. Мы сплели титановую проволоку из обрезков «Меха» и сделали из неё кольца, а женщины из лагеря следопытов связали их. Лёгкие, как шёлк, прочные, как сталь. Как ты. Пойдём.
РАССКАЗ ВИКТОРА (из личного дневника):
Солдаты подняли клинки, образовав скрещенные арки — коридор из сверкающей стали и традиций.
«Она уставилась на меня — широко раскрытыми глазами, с приоткрытыми губами — в тот момент, когда вибромечи заиграли на солнце. И на мгновение я тоже увидел это: свадебное торжество, оформленное как военный салют. Она была похожа на невесту — белое платье, красные розы, — а я в парадной форме был её женихом, который вёл её под аркой из мечей. Я не планировал ничего подобного. А может, и планировал. У сердца есть причины, которых разум не понимает».
Алина замялась, но потом улыбнулась — польщённая, сияющая. Она взяла меня под руку, и оркестр заиграл «Свадебный марш» Мендельсона. Они медленно и чинно спустились по ступеням вертолётной площадки под скрещенными лопастями.
— Эта музыка! Это… похоже на свадьбу, Виктор! Мне стоит беспокоиться? — спросила она низким дразнящим голосом.
— Только если моя бывшая жена решит нагрянуть без предупреждения, — невозмутимо ответил я, но в глазах у меня блеснуло. Я этого не планировал, но был рад.
Оператор ROM (ухмыляясь): «Свадьба, да? Похоже на то».
Камера отъехала назад, запечатлев арку из вибролезвий на фоне багрового горизонта, а затем наклонилась вниз, чтобы показать их крупным планом.
[color=#800080][b]Наёмник «Мехавоин» и монахиня КомСтара — Сцена 7-2[/b]
[/color]
[b]Парад в честь погибших солдат без флага и семьи[/b]
Запись с камеры наблюдения ROM:
Почётный караул — сто пятьдесят солдат в три шеренги — стоит по стойке «смирно» в коричневой форме Альянса, со значком Чёрного Всадника на левом плече, в серебристых кольчугах, блестящих поверх коричневых стёганых кожаных курток, в безупречных белых перчатках. Лазерные винтовки лежат прикладами на земле, штыки примкнуты, их острия сверкают в лучах алого солнца.
Голос старшины раскатывается, как товарняк, и щелкает, как кнут:
[i]Kom-pan-iiiiieeee—aaaaaant-reeeeten![/i]
Сапоги идеально синхронно стучат по камню, звеня кольчугой.
Воздух пронзает трубный сигнал — резкий, властный, — на который оркестр отвечает Honneur à Notre Empereur, и его медные фанфары наполняются имперским рвением. Виктор одобрительно ухмыляется.
Старший сержант ревет:
[i]Prä-sen-tieeeeeert—die Waaaaaaffe![/i]
Винтовки резко встают вертикально, зажатые в белых перчатках.
Командир Старков шагает перед строем, его парадная форма в оранжевую полоску ярко выделяется на фоне бледного известняка, а платиновый набалдашник жезла поблёскивает. Алина идёт рядом с ним, и её белые одежды колышутся при каждом шаге. Виктор осматривает строй: блестящие стальные шлемы, белоснежные перчатки, устремлённые вперёд взгляды, спины прижаты к скале.
[i]Bliiiiiiick—nach reeeeechts!![/i] — рявкает старший сержант, и солдаты синхронно отводят взгляды, когда мимо них проходят Виктор и Алина с неподвижными винтовками.
Раздаётся второй трубный сигнал, завершающий ритуал.
[i]Waaaaaaffe—ab-seeeeetzen!![/i]
По двору разносится эхо от ударов сотен ружейных прикладов о камень.
Виктор поднимается на невысокую трибуну, Алина следует за ним. Старшина подходит, вытягивается по стойке «смирно», отдаёт честь и объявляет:
— Все боевые роботы в строю. Все войска на месте и в строю. Докладывать не о чем, Комендант. [i]Im Kirchbach Planeten—nichts Neues.
[/i]
— Принято к сведению, сержант-майор. Отбой. Прошлый март.
Старший сержант снова отдаёт честь, разворачивается на каблуках и возвращается на своё место.
[i]Rechte Schulter—Waffe![/i]
[i]Linksschwenk—im Gleichschritt—marsch![/i]
Рота перестраивается в колонну и марширует мимо трибуны. Солдаты с мечами впереди — сапёры, оркестр — в хвосте.
[i]Langsam—marsch!
Paraaaaaade—marsch![/i]
Кольчуга поблёскивает; сапоги стучат в размеренном медленном ритме, колени высоко подняты, походка сдержанная. Выстроившись вчетвером, они торжественно проходят мимо трибуны под звуки оркестра, исполняющего La Retraite. Взгляд вправо. Винтовки прижаты к плечам. Штыки сверкают, как звёзды, в угасающем свете.
Каждый взвод отдаёт честь Виктору, синхронно поворачивая головы, а затем строем направляется по пути к воротам замка. Оркестр начинает играть [i]Mein Regiment, Mein Heimatland[/i], и пока музыка наполняет альпийские сумерки, солдаты поют:
[i]
Мой полк, моя родина,
Моя мать — я никогда её не знал.
Мой отец рано пал на поле боя.
Я один… один в этом мире.[/i]
[b]Дневник Виктора: [/b]
Почему из всех маршевых песен они выбрали именно эту? Меня захлестнула волна печали, глубокой и неожиданной. Слова, такие невинные для других, отзывались горькой правдой из моего собственного прошлого. Мой отец рано погиб на поле боя — в Тиконове, когда мне было десять. Моя мать — я её никогда не знал — ушла вскоре после этого, оставив меня одного с Верой, сирот на той же планете, где отец нашёл свою смерть. А потом я потерял и сестру, и Светлану, когда бежал из Тиконова, потом свою невесту в Калидасе, а после гражданской войны в Марике — единственную семью, которая у меня когда-либо была: своих дочерей, жену... Я даже скучал по своей второй жене, хоть наш брак и был недолгим.
Песня была просто весёлым маршевым напевом, который не вязался с грустными словами дочери полка, но каждое слово подчёркивало глубокую, мучительную правду о моём одиночестве. Меня охватило знакомое отчаяние, глаза наполнились слезами, сердце сжалось, челюсти напряглись, плечи опустились.
— Почему ты грустишь, Виктор? — тихо спросила Алина, заметив перемену в моём настроении.
— Ничего, — сказал я по-русски. Я не знал, что сказать. — Просто… грустная песня. Пойдём внутрь.
[color=#800080][b]Наёмник «Воин в мехах» и монахиня КомСтара — Сцена 7-3
[/color]«Мех как величие и память»[/b]
Плёнка видеонаблюдения, поместье Герлицен:
Перехваченный аудиодневник Старкова: (за кадром)
Барабаны стихли, и мы подошли к воротам, ведущим во внутренний двор поместья. Над ними возвышался мой боевой мех—Крестоносец — чёрный как ночь, с полированными стальными краями, сверкающий, словно возрождённый Колосс Родосский. Единственные цветные элементы: красный герб Драконис Комбайн и оранжевый значок Чёрных Всадников, а также красные круги антикоррозийной грунтовки на ободах стволов лазера и пулемёта, встроенных в его предплечья, и ракетные установки малой дальности на бёдрах. Из его корпуса тянулись кабели и трубы, из клапанов которых с шипением выходил пар. Они пульсировали и гудели.
— Смотри. Мой мех, — тихо сказал я Алине.
Алина смотрела на него, как на зловещую статую бога войны, — молча, с благоговением. Она никогда не видела меха так близко, таким большим… Я знал, что она чувствует. Она рефлекторно крепко сжала мою руку.
— Не старый и верный Требюше, мой первый. Этот достался нам в качестве трофея от разгромленной нами пиратской банды. Техники обнаружили в кабине шестнадцать отметок об убийствах. Интересно, что за ублюдок сидел в этом кресле. Какие истории могла бы рассказать эта машина, если бы умела говорить!
Я подошёл ближе и провёл рукой в перчатке по лазерному шраму на ноге меха.
— Я ещё не водил её в бой.
Мой голос зазвучал мягче, а взгляд устремился невидящими глазами в сторону великолепных золотисто-красно-фиолетовых сумерек.
— Это Крестоносец. Такой же, как тот, в котором погиб мой отец. На стенах Тикограда.
Я уставился на пустую лицевую панель меха, торжественную, как памятник.
— На это у меня ушло двадцать лет. Лишённый собственности. Пехотинец. Диверсант. Затем мех, отобранный у умирающего солдата на проигранной войне. А теперь это, моё по праву завоевания.
Я произнёс это торжественно, с гордостью и окончательностью.
Я повернулся к Алине, и на моём лице появилась кривая улыбка, едва скрывающая гордость.
— Думаю, отец гордился бы мной. По крайней мере... Я на это надеюсь.
— Я уверена, что так и было бы, Виктор, — тихо сказала Алина, подходя ко мне.
Я был тронут до глубины души, когда понял, что она восхищается не только мехом. Но и человеком, то есть мной, — тяжестью моей утраты, троном, который я вернул себе.
[Камера задержалась на её лице, а затем показала возвышающуюся фигуру Крестоносца, стальные края доспехов которого в угасающем свете отливали золотом.]
[size=85][color=green]Posted after 1 hour 26 minutes 1 second:[/color][/size]
[size=85][color=green]Re: Воин-наемник и монахиня из Комстара[/color][/size]
[b][color=#800080]Наёмник «Воин в мехах» и монахиня КомСтара — Сцена 7-4
Возвращение Домой[/color][/b]
Плёнка видеонаблюдения, поместье Герлицен:
Они проходят между ног Крестоносца, Виктор похлопывает его по доспехам, как рыцарского скакуна. Открывается внутренний двор — оживлённый пивными столами, светом очагов и смехом. Фольклорный ансамбль играет задорную ирландскую мелодию — "The Donegal Reel" — на волынках и малых барабанах. Раскачиваются медные фонари.
Перехваченный аудиодневник Старкова: (закадровый голос)
— Донеголская рил? Ты… попросил их сыграть это для меня? — спросила Алина, моргая от нахлынувших чувств.
— Твой дом далеко отсюда. Я подумал, что тебе бы хотелось иметь здесь что-то своё, — с нежностью в голосе ответил я, улыбаясь.
Она улыбнулась, её глаза заблестели — редкая трещина в её сдержанном самообладании. Её лицо освещали фонари, в руках она крепко сжимала розы.
Катушка закончилась. Оркестр заиграл австрийскую народную музыку, и начался зажигательный танец. Прислуга восприняла это как сигнал к танцам и выпивке, зазвенели пивные кружки. Девушки в корсажах кружились, их юбки развевались, ленты струились.
— Вы позволили своим сотрудникам устроить вечеринку на вашем... рабочем месте? — Алина моргнула, искренне удивившись.
Я замолчал, поражённый её строгостью, а потом не выдержал.
— Боже правый, Алина! Каким бизнесом занимается твоя семья? Угольной шахтой? Рабской плантацией? Это мои люди, — воскликнул я, то ли раздражённо, то ли весело. — Как сказал бы Суворов: «Тяжёлая работа, хороший отдых».
Служанка, блондинка Грета, в ярком корсаже и с развевающейся косой, подошла к Алине, ухмыльнулась и поманила её на танец. Я толкнул её локтем, улыбнулся и одобрительно кивнул.
— Я же говорил, что не умею танцевать. Но сегодня твой вечер. Дай мне розы. Иди.
Алина помедлила, но затем присоединилась к танцу, и девочка втянула её в хоровод. Её белые одежды развевались при каждом движении, а смех был ярким, как свет фонарей. Камера следовала за ней, запечатлевая круговорот ткани и света.
Оператор ROM (с благоговейным трепетом): Не увеличивай масштаб, не увеличивай масштаб — чёрт возьми, увеличиваю. Великолепно.
Танец достиг кульминации, он был страстным и живым. Когда он закончился, Грета положила ладонь на раскрасневшуюся щёку Алины и с нежной улыбкой убрала прядь волос с её лица — похвала, теплота, проблеск чего-то большего. Алина, затаив дыхание, улыбнулась в ответ. Это было немного странно, даже чувственно, но если ей это нравилось, как мне показалось, то и мне тоже. Я отмахнулся от этого, просто девичьи шалости…
Оператор ROM (едва слышно): Я влюблён. Переключаюсь на камеры в помещении и на скрытые камеры, которые я установил. Может быть, я смогу получить удачные кадры позже.
Наступает темнота. Во дворе один за другим загораются дуговые фонари. Звучит музыка, пронизанная отблесками огня и неподдельной радостью. Камера отъезжает, благоговейно запечатлевая сцену: Виктор наблюдает за Алиной, за его спиной возвышаются мехи, а долина словно обнимает их всех.
Дневник Старкова: (закадровый голос)
Она танцевала так, словно была своей среди моего народа, в моём мире. Её одеяние развевалось, как знамя мира, но в её глазах горело что-то ещё — может быть, огонь или свобода. Я стоял с тростью в руке, сломленный солдат, который не умеет танцевать вальс. Но, глядя на неё, я чувствовал себя цельным. На мгновение это место перестало быть зоной боевых действий. Это был… дом.